Лекарство от скуки
Шрифт:
— Ты меня услышала? — Уточнил строго, а я подавила в себе желание под давлением его взгляда попятиться. Примирительно улыбнулась.
— Всё равно ведь узнают. — Голову набок склонила, а Татарин только больше нахмурился, уголки губ поползли вниз, выдавая недовольство, желваки на скулах вздыбились.
— Закрыли тему. — Проговорил и присел, ботинки натягивая.
— Ну вот, я же говорила, что секс портит всё на корню!
— Ты о чём? — Коротко на меня снизу вверх глянув, Олег распрямился и за курткой потянулся.
— Да так… И восьми часов не прошло, а уже на меня рычишь. — Играючи пожаловалась, а он спиной к двери приткнулся, лениво в мою сторону поглядывая.
Вдруг от двери
— М-м-м… От тебя невозможно оторваться. — С сожалением выдохнул, мечтательно прикрывая глаза, пахом к моему животу приткнувшись. Снова поцеловал и с мученическим стоном отстранился. Теперь смотрел ясно, а в глазах его задорный огонёк мелькал, дразня и к чему-то нехорошему призывая. — Я вечером заеду. — Пообещал, прошептав это прямо в губы. Руки от моего лица убрал и дверным замком щёлкнул, когда я опомнилась и его одёрнула.
— А ты уверен, что всё правильно понял? — Проговорила достаточно громко, чтобы он намёк уловил и на него среагировал. Но Татарин злиться и выяснять отношения не стал. Шаг ко мне сделал, а показалось, будто весь воздух одним махом себе забрал, оставляя в вакууме.
— Не надо так со мной, Наташ. — Попросил, за кончики пальцев едва уловимо придерживая.
И снова не так, как я того ждала. Казалось бы, опять лица коснуться мог, за шею придержать, но он выбрал чувствительные ладони и теперь осторожно ласкал их, неспешно поглаживая указательным пальцем.
— Я всё понял. — Заверил и в дополнение к словам с готовностью кивнул. — И вечером приеду. — С внушением в глаза посмотрел. — Будь дома. — Попросил, примирительно улыбаясь, делая неторопливый шаг назад, а у меня, будто у новорождённого, когда лёгкие расправляются, всё внутри заболело, зарезало. Так, что даже закашлялась, что слезами подавилась, а Татарин всё понял, но внимание заострять не стал.
Ушёл, а я смотрела ему вслед, пока не скрылся за углом дома. Смотрела и непрестанно думала о странном разговоре. Он знал, что я его проверяла. Пусть тогда, сразу, когда понять что-то пыталась, но проверяла! И он об этом знал… А ещё знал о том, что ничего интересного в файле обнаружить не смогу. «Золотой» мальчик из профессорской семьи. Медали, награды, звания. И всё будто играючи, всё с лёгким налётом небрежности, так легко, что совсем скоро стало просто скучно. Я его архивные фотографии смотрела. Как менялся, как научился взглядом бросать вызов. В шестнадцать Татарин был отпетым мерзавцем. Его глаза говорили об этом. Ещё немного и он научится подминать под себя не только равных, но и тех, кто на порядок старше, опытнее, разумнее.
Всё в той же игре, с командой единомышленников, создал первый интернет-магазин. Сейчас это уже не просто точка, это сеть, затянувшая в себя большинство крупных городов. А он, действительно, завидный жених, который может позволить себе если и не всё, то точно многое. Например, спать со своими преподавателями. Ведь дело не в сексе, дело в том, чтобы продемонстрировать окружающим, кто главный. И Татарин любил быть главным. Любил быть сверху.
В институт поступил всё от той же скуки. Для галочки. Чтобы было. Потому и учёба его не интересовала, потому и ходит по острию бритвы, нарушая границы неприкосновенности, устои и общепринятые правила. Просто сменил обстановку и сейчас с задорной улыбкой, с разгильдяйской походкой, неспешно движется вверх. Любит риск, ловит кайф, понимая,
А ещё понимаю, что не тот, что не так прост. И файл его… тогда ещё внимание обратила… вылизанный, вычищенный! Так случается, когда сняли сливки, совершенно забыв упомянуть о прочем содержимом, которое, бесспорно, было. Грязное и дурно пахнущее. Прошлое. Вот что было в его взгляде, в его подаче, в скрытых интонациях. В них было прошлое. То самое, которое никому не показывают. То, что скрывают за ширмой, создавая мрачные и пугающие сознание тени. «Но ведь совсем мальчишка ещё…» — сжала я в бессилии кулаки, глаза прикрыла, пытаясь собраться с мыслями.
А ещё… так странно… я ведь ненавижу мужчин! Не признаю, как личность, презираю слабости и пристрастия. Сколько раз себя на этой мысли ловила… А сейчас? Что со мной происходит сейчас? На чём Татарин подловил, что сулил, что подпустила так близко, да ещё и довериться вздумала? Ничего подобного не испытывала, знала изнанку всех этих отношений… Но сегодня шла на поводу, не задумываясь о последствиях. Он вернётся. Разве может быть иначе? И получил ещё не всё, и сказал не то, что хотел. Будет возвращаться снова и снова, пока не увидит желаемого, а я ведь даже не поняла, что именно получить хочет. Ведь всё у него в шутку, всё наскоком, не вдаваясь в подробности. И ощущение такое, что хочет меня для себя. Для каких-то личных целей и заинтересованностей. Практически уверена в том, что ни одна живая душа не узнает, что со мной ночь провёл. Пусть всё равно, пусть слухов и сплетен я не боюсь, но уверена в нём! Возможно, совершенно неоправданно…
Может, я достигла того барьера, когда хочется кого-то впустить в свою жизнь, когда остро в этом нуждаешься и выбор на парня пал случайно? Может и так…
Глава 11
Он приходил почти каждую ночь и приучал к себе, приручал, раскрывая меня для себя и для меня самой. Никакого детства, никакой юношеской бесшабашности в нём в эти моменты не было. Как инструмент меня под себя настраивал. И не потому, что делать это умел безупречно, а потому что очень хотел. С ошибками или без, но стремительно двигался вперёд. А я не понимала, что происходит. Считала, что таких откликов в моём теле быть не может, что чувствовать так не умею, удовольствия не понимаю. Каждое прикосновение как к оголённому нерву, как к обожжённой коже. До боли врезалось в память, не позволяя ни единого мгновения вычеркнуть, забыть, оставить без внимания. Татарин изучал меня, понять пытался, реакцию на каждый неверный жест, на каждое неверное слово запоминал, чтобы завтра попробовать снова, чтобы продолжить с того места, на котором остановились. И границы… выстроенные годами защитные барьеры по кирпичику разбирал, не боясь стереть руки в кровь…
Он никогда не уставал, он всегда был готов начать заново. А совсем скоро я поняла, что мои привычки мне вовсе не принадлежат, что от него их переняла. Во всём. Как губка его натуру впитывала, когда наедине были. Как говорить, как улыбаться нужно, прикосновения… когда едва уловимые, а когда страстные, до следов на коже. И поцелуи. Конечно же, поцелуи! Много, разные, самые вкусные, зарождающие предвкушение. А ещё он отдачи хотел. Полной. Безоговорочной. И из себя выходил, её не получая. Для него не было вариантов. Или он победил, или проиграл. Моей победы быть не могло в принципе. А в один момент, когда посчитал, что компромиссов хватит, что их достаточно, шёл напролом, припирал к стенке своей правдой и требовал признать её собственной истиной. Что в сексе, что в отношениях.