Лекарство от скуки
Шрифт:
— Что?! — Прохрипел на выдохе и оскалился, непростой разговор предвкушая.
Шумно воздух в себя втянул, широко раздувая крылья носа, кончиком языка, точно рептилия, страх, что из меня сочился, уловил, и шеей повёл, пытаясь единую картинку выстроить. Цветы на журнальный столик отшвырнул, когда понял, что результат не радует.
— Уходи. — Прошептала я, не успев толком отдышаться, и замерла, глядя, как он в лице меняется.
Но Татарин с желанием меня удавить справился, расслабленно улыбнулся, чуть отступил, на диване рядом присаживаясь. И мне встать позволил. Смолчал, пока поправляла
— Наташ, а можно я в кухне пересижу, пока твой очередной заскок пройдёт, а?
— Не пройдёт. — Выдавила я из себя возражение и он с пониманием кивнул.
— Мы же всё решили. Мы договорились. — Глазами стрельнул, а я этот его взгляд отсекла, заставляя мальчишку нервно головой покачивать. — Хорошо, допустим. Случилось что, могу я знать?
— Это всё, Татарин. — Прошептала я беспомощно. — Всё. — Почувствовала, как слёзы застыли в глазах. — Я не могу так больше. Вымотал всю. До капли выпил. Сложно с тобой, невозможно практически. Ты меня подавляешь, душишь своим присутствием, я устала просто…
— Так, отдохни! Что тебе нужно? Время? Условия? События? — Варианты перечислял, зная наверняка, что ничего из предложенного выбрать мне не позволит, а я, это осознавая, глаза прикрыла, чтобы с мыслями собраться.
— Мне нужно, чтобы ты ушёл. — Заявила, а он, чтобы контроль не потерять, пальцы в замок сцепил, локти упёр в колени и чуть вперёд подался, чтобы даже боковым зрением меня не видеть.
— Который раз ты затеваешь этот разговор? На что рассчитываешь? Какие цели преследуешь? На муху сейчас похожа, которая головой стекло долбит, не понимая, что пересилить его не сможет.
— Ничего не получится, Татарин…
— Не получится, говоришь? А вчера по-другому было. Что будет завтра мне тебе на пальцах объяснить?
— Ничего не получится, потому что я не хочу. Тебя не хочу и не хочу пробовать. — Возразила, а Татарину отказ пришёлся не по вкусу. Это по взгляду бесовскому понятно стало, по желвакам, по кривой ухмылке.
Я сделала ошибку. Я отступила на шаг. Я отступила, а он с дивана поднялся. Медленно, осторожно, чтобы не спугнуть. Короткие оценивающие взгляды бросал, улыбался мягко, плавно, так же плавно ступал, приближаясь.
— Мне иногда кажется, что ты в принципе не понимаешь, что говоришь, что делаешь. — Прошептал, обмануть, усыпить бдительность пытаясь. Ласково улыбался, голову набок склонил. — Но всё пройдёт, я тебе обещаю. — Руку протянул, ожидая, что коснусь его в ответ, а я эту руку оттолкнула, срываясь на крик.
— Я тебя боюсь! Боюсь! И это никогда не пройдёт! — В панике заколотилась вся, а он на месте замер, не рискуя приблизиться.
Практически сразу его заполонило расслабление. Некрасивое, неправильное, страшное. То самое, когда мальчишка из него уходит, а остаётся только зверь. Дикий, опасный, неуправляемый. Он вскинул подбородок, глядя на меня свысока, медленно закрыл глаза, кожей проступивший страх улавливая, а я не могла с ним справиться, его подавить. Запаниковала, совершая ошибку за ошибкой. Целую череду. И Татарин видел это, понимал, но разорвать на куски трепыхающуюся жертву не
— Ты где была сегодня? Я звонил… — Обманчиво ласково заговорил, а я уши ладонями закрыла и зажмурилась крепко.
— Я тебя не слышу! — Прорычала.
— Хочешь, чтобы я сам узнал? — Игриво потянул и позвонил кому-то. Перекинувшись парой ничего не значащих фраз, свой вопрос, на который я ответить не пожелала, повторил, и ответ внимательно выслушал. Вот тогда подошёл ко мне и подбородок сжал, отвернуться не позволяя.
— Себе не лги, Измайлова. Всё ты знала, понимала всё. И тебе нравилось это чувство, когда огнём владеешь. Так, не обижайся, детка, если любого другого этот огонь будет кусать. Потому что в тот самый момент, когда ты решила, что я принадлежу тебе, мне свою душу так же отдала! А я своим делиться не привык.
— Я тебя не просила! Я не хотела, чтобы ты вмешивался! Кому ты звонил, зачем?.. — По руке его ударила, свободы требуя, а Татарин только сильнее подбородок сжал, взвыть от бессилия заставляя. Заставляя сорваться, лить беспомощные слёзы, губы кусать, понимая, что с ним не справлюсь.
— Успокойся, а? — За плечи схватил и тряханул, а меня понесло, меня размазало от этих его слов.
Правда! Нравилось мне это чувство. И власть моя нравилась. Теперь только, когда сила эта против меня повернулась, скачу на раскалённых углях, а он наблюдает. Смотрит спокойно, уверенность, уравновешенность демонстрирует. Ни одного лишнего жеста, ни одной неровной эмоции.
— Уходи, уходи, исчезни! — Выкрикнула, это осознавая, а Татарин насмешливо покачал головой.
— Ну, ты же сама понимаешь, что это утопия! Думать, что можешь меня прогнать — утопия.
— Ты остался в прошлом, Татарин. — Руки крутила, в надежде вырваться, а он перехватывал. Снова и снова. С лёгкостью, с каким-то кошачьим изяществом со мной игрался. — Сам же хотел, чтобы вычеркнула, забыла, чтобы научилась жить без оглядки на всю эту грязь…
— Я грязь? — Недобро хмыкнул он и хватку усилил, заставляя жалобно всхлипнуть.
— Мне больно, когда ты рядом! — Дёрнулась я всем телом в противоположную сторону, а он, открыто насмехаясь, к себе прижал, под спину поддерживая.
— Что ты пытаешься себе придумать на этот раз? — Носом моего носа касался. То ли интимно, то ли забавляясь.
— Мне холодно, мне страшно! — Кричала, а он губы непослушные перехватывал, пытаясь поцелуй с них сорвать.
— И что ты будешь делать в светлом будущем без меня, Измайлова? Уверена, что без меня в принципе получится?
— Ты разрушаешь меня изнутри! Как заноза! Зацепился, застрял! Ты внушить пытаешься, что одно целое, а это не так! Не так! Ты чужой! Я не знаю тебя!
Бороться надоело, и Татарин меня отпустил. Пальцами волосы взъерошил, ладонью стёр с лица усталость, выдохнул напряжённо.
— Ты и себя не знаешь, Измайлова, куда уж дальше-то оценивать? — Неодобрительно качнул головой.
— Я смогу без тебя, я справлюсь!
— От меня бежишь, чтобы вляпаться снова? А тебе не кажется, что мы это уже проходили? — Подбоченился и смирил уставшим, невыносимо тяжёлым взглядом, так, что я себя рядом с ним девчонкой почувствовала. Глупой, несмышлёной и непослушной.