Лекарство от скуки
Шрифт:
Муж глубоко вздохнул и тошнотворно медленно выдохнул, прежде чем обнять меня и в напряжённом поцелуе прижаться губами ко лбу.
— А давай! — Решительно согласился.
Держа меня за руку, с территории ресторана увёл. К оживлённому проспекту, к людям, которые нас не знают. Приблизившись к дороге, поймал попутку, придавая своеобразному бегству налёт таинственности и романтизма. Он молчал. И, то ли я чувствовала определённую долю вины перед ним и оттого это молчание казалось мне подозрительным, то ли было в нём непонятное мне напряжение, мысли тяжёлые, что с гулким шумом перекатывались в голове… И как бы я ни пыталась прогнать невесёлые мысли, они подступались вновь и вновь, с каждым разом надавливая на болевые точки увереннее, решительнее, сокращая диапазон прикосновения до точечного, целенаправленного. Я в глаза мужа заглянула,
— Максим, всё хорошо? — Подавленно прошептала, а он мои пальчики к себе подтянул и согрел их дыханием прежде, чем губами коснулся.
— Хорошо. — Кивнул, а мне его жест показался обречённым, вымученным.
— У тебя всё получится, я уверена.
Муж невесело улыбнулся и посмотрел в окно авто, на проплывающие с бешеной скоростью пейзажи.
— Спасибо. — Отозвался тихо. — Почти приехали. — Проговорил, словно желая меня отвлечь или заставить замолчать, как вариант.
Уже во дворе помог из машины выбраться, придержал подъездную дверь, с мягкой улыбкой поглядывал, пока дожидались лифта, а как в квартиру вошли, спиной к двери прислонился и уронил лицо в раскрытые ладони, заставляя встревожено замереть.
— Максим?.. — Обозвалась я и осторожно его руки коснулась, а он глянул на меня с деланной весёлостью. С готовностью от двери оттолкнулся, повесил на плечики пиджак, сбросил с ног туфли.
— А давай поиграем? — Предложил, азартно обведя языком губы, я с сомнением пожала плечами. — В детектор лжи.
— Ты разобрал подарки без меня и нашёл среди них полиграф? — Неуверенно переминаясь с ноги на ногу, я склонила голову набок. — Очередная неудачная шутка институтских дружков?
— А я сам как полиграф. — Коротко хохотнул муж. — Давай! Вопрос-ответ. Без утайки, откровенно. — Расстегнул он браслет часов и отложил его на полку у зеркала.
— Максим…
— Это правда, что ты пять лет служила конторской подстилкой? — В лоб свой вопрос задал, и я опешила, лишь неловко раскрыв рот, но ответить так и не смогла. Опустились руки, задрожали губы. Я боялась этого презрения в его глазах. Больше всего боялась. Его и получила. — Правда! — Зло прорычал он, отвечая на свой же вопрос. — Куртизанка местного разлива, так сказать…
С отвращением потянул он… И ударил. До того, как смогла что-то ответить в свою защиту. Оглушительная пощёчина колокольным звоном пронеслась по голове. Чтобы не упасть, я за стену удержалась. Во рту появился давно забытый солоноватый привкус. Тряханув головой, поняла, что перед глазами так и не прояснилось. От стены оттолкнулась, желая уйти, и получила пощёчину снова. Показалось, что ещё сильнее. В этот раз устоять на ногах не удалось.
— Т-ва-рь! — Раздался где-то над головой злобный рык и муж, схватив за руки, в комнату меня поволок. Небрежно оттолкнул и я оказалась у подножия кровати. — Ты хоть понимаешь, что сделала? — Спросил обманчиво добрым голосом. Зло рассмеялся тому, что сфокусировать взгляд я так и не смогла. Помог, больно удерживая за подбородок, голову в правильную сторону направляя. — Ты хоть понимаешь, что всё разрушила. В-всё!
Нервным жестом он стянул с себя галстук, швырнул его на пол.
— Молчишь? — Рассмеялся в голос и удовлетворённо кивнул. — Вовремя замолчать — главный навык потаскух вроде тебя!
Он с отвращением сплюнул в сторону, а я словно и не понимала, что происходит. Все инстинкты отказали, всё разрушилось. Доверие обошлось слишком дорого, и, испаряясь, потянуло за собой в пропасть и здравый смысл. Человек, казавшийся идеалом, уничтожил не только свой светлый образ, но и веру в людей. Я смотрела на Максима и не узнавала. Порывистые движения вместо привычной размеренности, грязные слова взамен чётких, идеально подобранных фраз. Он заливал обиду алкоголем, он старательно пытался уничтожить во мне личность. Всякий раз, как подняться пыталась, туда же забивал, поначалу просто отталкивая, а уже после, осмелев, нанося размашистые удары кулаком. В лицо, грудь, живот. Только бы больнее сделать, только бы злость согнать.
— Теперь здесь ты будешь жить! — Пьяно рассмеялся пришедшей так вовремя идее. — Грязь должна знать своё место! — Брезгливо пнул ногой в спину, когда скрючилась от очередного удара и сжималась калачиком, пытаясь перетерпеть острую боль.
А я поверить не могла. Я отказывалась верить! Как мантру бормотала слова отрицания, как молитву повторяла тихое желание просто выжить.
— А ты права, галстук подходит идеально. —
Устав возиться, уничтожать сопротивление в зачатке, не придумал ничего лучше, как просто трахнуть. Трусы разорвал, сдёрнул через голову платье, оставляя его висеть на связанных руках. И возил своим членом, не зная, как больше унизить, как сделать ещё больнее.
— Молчишь… — Потянул с осуждением. — Дураком меня выставила… А я пресмыкался, вынужденный заслуженное место выпрашивать. — Бормотал, вяло толкаясь в меня. — Залмаев сжалился. Что, говорит, так и ждёшь, говорит… А не будет тебе места! — Ядовито прошипел. — Жёнушка твоя, говорит, в своё время преуспела, и теперь тебе в контору путь заказан! Каждому дала, говорит, только ленивый её не трахал, говорит… И всё… Всё прахом пошло! — Кожу на ягодицах в кулаки стянул, за собственные неудачи наказывая. — Ты даже представить себе не можешь, тварь, какого места меня ли-ши-ла! — С силой по рёбрам ударил, заставляя от приступа боли задохнуться, прогнуться заставляя. — Молчишь, *ука?! — За волосы схватив, на себя потянул и тут же брезгливо оттолкнул. — Молчи! В этом твоё спасение! И ведь как не разглядел… Как сразу не понял… — Самому себе пеняя, выдохнул в потолок. — И ведь назад не повернуть… — Взвыл, всё на свете проклиная. — А Залмаев говорит, с конторского крючка так просто не соскочить. Прав ведь, шельмец, пра-ав! Крепко, видать, говорит, жёнушка твоя кого-то из чинов за яйца прихватила. Кого держишь, Наташенька, признавайся. А там, смотри, и я за ниточку дёрну, а? — Зло рассмеялся и заколотился в приступе бешенства.
Всё в том же приступе от меня отступился и по комнате метаться принялся.
— Что же делать, а? Что же делать?!
Причитал Макс заплетающимся от выпитого языком, круги по комнате нарезая, и всё волосы, свои идеально уложенные волосы веером пальцев назад зачёсывал. Резко, нервно, требовательно. Остановился, куда-то в одну точку уставился и гортанно рассмеялся. Двинулся в направлении выхода, и тут же остановился, обо мне припомнив. Подошёл, за волосы оттягивая, лицо к свету развернул.
— Я тебя ненавижу. — Выдавил с отвращением и ударил последний раз. Тот самый, после которого обычно ничего не помнишь.
Пришла в себя только утром. Очнулась, лёжа всё там же, на полу, у кровати. Тугие путы отпечатались на запястьях грубыми ссадинами и кровоподтёками. Тело ныло от ударов и неудобной позы. Лицо практически не чувствовалось. Онемело. Как я поняла потом, от отёка. В глаза бросились рассеянные багровые брызги на стене и прикроватной тумбе, запёкшаяся кровь на полу, сбитых коленях. Встать сразу не получилось, удалось только перевернуться и присесть, опираясь на стену. Вдохнуть толком не выходило. Охрипшее горло провоцировало раздирающий нутро кашель, но как кричала, я отчего-то не помнила, значит, тоже удар… Вторая попытка подняться так же удачей не закончилась. Меня замутило, перед глазами всё поплыло. Вырвало тут же. От болевого приступа — объяснила я себе. Кое-как добралась до душевой и, сидя в ней на полу, отмокала, собираясь с силами, с мыслями. В квартире Максима не было, это я знала наверняка, иначе, откликаясь на громкие болевые стоны, сдержать которых я так и не смогла, уже прибежал бы завершить начатое или продолжить… что там было у него на уме… Пока отмыться пыталась, кажется, теряла сознание… или потерялась во времени. Было страшно встать, больно повернуться. Горячая вода разогрела надорванные мышцы, ушибленные ткани. Стало легче, вот только голова никак не желала слушаться. Цепляясь обессиленными пальцами за небольшие выступы, сумела-таки разогнуться. Снова стошнило, видимо, избежать сотрясения не удалось. Рвота облегчения не приносила, вода, температуру которой я снизила до минимума, ясности голове не придала. А потом я увидела кровь. Яркую, красную… Она отвратной тягучей жижей тянулась по бёдрам, к коленям, к стопам, разносилась водой по плитке и словно окружала, окутывала. Сдержать жалобный вой не удалось. У меня на это просто не осталось сил. Я закрыла ладонью рот, я зажмурила глаза, а успокоиться всё никак не получалось. Устала, сломалась, выдохлась.