Лекарство от скуки

Флёри Юлия

– Измайлова. – Недовольно крякнул, отбросив телефон на середину кровати. Анжелка с наигранной весёлостью вздохнула.

– Так, это ты Измайловой грозился фотку своего члена выслать и херами забросал?

– А почему нет? Для любви у меня ведь ты есть, а с ней тогда что делать, а? Только херами и обкладывать. – Провёл ладонями по гладким бёдрам, а Анжелка взбрыкнула, недовольно поджала губы и глазами в сторону мирно лежащего телефона стрельнула.

Так и не дождавшись более внятных пояснений, соскочила, аппарат схватила и принялась на дисплей жать, чтобы имя звонящего увидеть, а потом раздражённо его от себя отбросила.

– Разблокируй! –

Выдала что-то в обиженно-приказном тоне. Я лишь понятно для обоих хмыкнул. Телефон убрал на прикроватную тумбу.

– Ты очень много говоришь. – Задумчиво произнёс. Не об Анжелке уж точно думал, а она вдруг испугалась, ластиться принялась, щекой в ладонь ткнулась, на ответную нежность рассчитывая.

– Далась она тебе… – Никак успокоиться не желала, но говорили тихо и поглядывала виновато.

А пока я не успел ответить что-нибудь обидное, ладошкой между ног погладила, резинку трусов приподняла, давая ноющему от желания члену такой необходимый после своих необдуманных действий простор. Губами головку обхватила и тут же отпустила.

– Смотрит на тебя, как самка голодная.

– Ты используешь свой рот не по назначению. – Недовольно рыкнул, на затылок надавливая, а Анжелка увернулась и на меня уставилась.

– Олег? – Позвала тихо, и я не выдержал, зубами скрипнул.

– Зачем, вообще, её задеваешь? – На постели сидя устроился и резинку трусов поправил. Анжелка колени под себя поджала и поглядывала исподлобья.

– Да больно надо! Я, вообще, стараюсь не пересекаться с ней. Бесит!

– А вчера что было? Или мне показалось?

Она моргнула раз, другой, и непонимающе покачала головой.

– Ты о том, что тебя её любимчиком назвала? – Проговорила и разозлилась за этот упрёк. – Вот уж точно Америку не открыла! Все знают, что ты у неё на особом положении.

– Все знают, а вякнула ты зачем?

– Чтобы ей стыдно стало! Крутится вокруг тебя и… – Потоком воздуха задохнувшись, взгляд мой недобрый уловив, Анжелка притихла. – Что у тебя с ней? – Проронила и замерла, а я, не веря тому, что слышу, разулыбался.

– Что?

– Я думала… – Начала она, но когда я вперёд подался, чтобы быть ближе, попятилась.

– А думать, детка, вредно. От этого волосы выпадают.

С кровати она сползла и быстрый взгляд на настенные часы бросила.

– Опаздываем. – Осторожно напомнила и платье, что рядом, на стуле висело, к груди притянула, прикрываясь.

Я тоже на часы посмотрел, но, в отличие от Анжелки, спешить и не думал. Обратно в постель рухнул и с тяжёлым рыком потянулся.

– Я ко второй. – Отмахнулся, а она замерла, на меня уставившись.

– Олег, подвези меня, я же опоздаю.

– А ты Захарову отсоси, он же у нас староста – прикроет.

– Олег…

– Анжел, исчезни! – Рыкнул, а она глаза вытаращила и только рот беспомощно открывала. – Достала! – Вызверился я, но всё же через кровать потянулся, из кармана брюк портмоне вытянул и на край постели подкинул. – Возьми на такси и выметайся. – Лицом в подушки упал, а она так и висела над душой. – Что ещё?

– И что собираешься делать? – Неловко переминалась она с ноги на ногу. Я пакостно усмехнулся.

– Дрочить буду. Догадываешься на кого?

Сорока ярым румянцем вспыхнула, но вовремя язык придержала.

– Ты не загулялся, нет?! А если Жорка тебя отметит?

– Что-то я не заметил, чтобы у него пара лишних рук выросла. – Буркнул я и глаза закрыл, хотя бы так уединения добиваясь.

Знал ведь, что тащить Сороку к себе дурная затея, что у неё в общаге

будет быстрее и проще, но нет же! Голову поднял, а она всё смотрит. Сплюнул с досады, с места сорвался, окно распахнул и сигарету из пачки, что здесь же, на подоконнике лежала, вытянул. Жадно затянулся.

– Олег, мы уже полгода вместе и…

– Что? Правда? – Недоверчиво хмыкнул. – И что? Уже пора дарить плюшевого медведя?

– Я люблю тебя…

– Поздравляю! – Кивнул с готовностью.

– И осенний бал в эту пятницу. Ты меня так и не пригласил…

– Нет? Ну, значит, приглашу Измайлову. Потому что ещё пять минут, и отсасывать Захарову тебе придётся долго и упорно. – Паршиво ухмыльнулся, а Анжелка из комнаты в коридор в запале выскочила, а вскоре и входной дверью хлопнула. Так быстро, будто пальто и сапоги в руках вынесла.

Настроение сразу улучшилось, дышать будто стало легче. Я затянулся последний раз и окурок через окно выбросил. С Анжелкой пора завязывать… Ни радости от её трёпа, ни удовольствия в постели. То ли дело Измайлова! Что уж тут скрывать, клина я поймал хорошего. Как увидел – запал. С нуля. И чувство это странное в момент первой встречи… будто у трёхлетнего мальчишки, что увидел в магазине игрушек огромный вертолёт или ракету. Такую, что предкам наверняка не по карману, но об этом как-то не думается. И полюбил её этой необъяснимой, маниакальной любовью, когда даже ответа никакого не требуется, ведь это просто игрушка! И показать это тоже сразу хотелось, впрочем, Измайлова поняла всё без слов. Из воздуха это желание выцепила, на нём поймала. «Расстояние вытянутой руки» – заявила тогда она, уже наверняка догадываясь, что преград для меня не существует в принципе. «Ты нарушаешь границы моего личного пространства» – раздражённо выдохнула, не понимая того, что теперь я и есть её пространство. Личное.

Детство, проведённое на улице, многому научило. Что за своё нужно бороться – было первым и основным уроком, и я его усвоил. Сдаваться Измайлова не хотела, а подминать её под себя, как любил делать я, не выходило. Блатная! Леночка из секретариата так и сказала, выразительно округлив глаза. Зная нашего ректора, можно только представить уровень этого блата! Нагибать себя он позволял нечасто, а то, что Измайловой не рад, Леночка доложила с тем же захватывающим душу восторгом.

Свою цену Наталья Викторовна знала хорошо и даже скрывать этого факта не пыталась, но были в ней эти первобытные инстинкты: желание покориться сильнейшему. Были и давали о себе знать в самый неподходящий момент. И азарт был. Такой… гнилой азарт, который тянет человека в пропасть. И ты понимаешь всё, пытаешься просчитывать варианты, но неминуемо толкаешь голову в петлю, практически собственноручно её затягивая. Этот азарт обычно либо врождённый, либо появляется после крутой мясорубки, когда человек уже многое повидал и считает, что хуже быть не может в принципе. И тогда, когда мясорубка отпустила… как мазохист, ты начинаешь по этим ощущениям скучать и тянешься, тянешься испытать всё снова. Осознанно. Потому что уже болен. У Измайловой, с вероятностью в сто процентов, где-то недалеко в жизни прокрутился вариант номер два. И она хотела вернуться. Чтобы доказать самой себе, что не страшно. Оттого и мутила воду. Это не была просто связь студента с преподавателем. Это была большая игра, в которой она хотела стать победителем. Я не был джентльменом и уступать не собирался, хотя сама мысль оказаться перед Измайловой на коленях уже не пугала. Перед ней – нет, но такого варианта, увы, я не рассматривал.