Лекции о Шекспире

Оден Уистан Хью

Анджело расторг помолвку с Марианой, когда она лишилась приданого. Тем сильнее Мариана любит его: она влюблена в идею несчастливой любви — то, что ей нравится печальная музыка, удачная находка Шекспира. Андже- ло должен научиться любить личность, а не абстрактное понятие, любить Мариану и принимать обычные человеческие слабости. Мариана должна научиться любить Анд- жело как мужа, а не как романтическую, жестокую фигуру в отдалении. Обоим нужно опуститься на землю, от абстрактного к конкретному, к любви, к реальным людям.

Но довольно о правосудии, перейдем к авторитету. Существует три разновидности авторитета: эстетический, этический и религиозный [129]

Эстетический авторитет основывается на понимании того, что между людьми существуют необходимые различия, либо постоянные, как ум, красота и здоровье, либо преходящие, как богатство и власть. Мы видим, как герцог и Эскал применяют "эстетическую" власть, осуществляя общественный надзор за преступниками, такими как Клавдио и Бернардин, и мы видим превосходство Изабеллы над Анджело. Эстетический авторитет требует от человека большей ответственности, с точки зрения самооценки и милосердия к бесправным. Тюремщик и Эскал выполняют эту обязанность, Анджело — нет. Лица, обладающие эстетическим авторитетом, искушаемы желанием воспринимать его в этических категориях. Эстетически "слабые" люди, казалось бы, должны восхищаться эстетически "сильными", но в действительности они или завидуют им, как Луцио возмущается герцогом, или же стремятся присвоить их превосходство, как в случае Анджело и Изабеллы.

129

См., в частности, С. Кьеркегор, "Или — или",

Этический авторитет зиждется на случайном превосходстве. Родители, к примеру, знают больше, чем дети, и должны учить их, точно так же как дети, в конечном итоге, могут приобрести знания большие, чем у родителей, и сами стать их учителями. Человек, обладающий этическим превосходством, склонен воспринимать это превосходство эстетически, беречь его и не делиться. Этически "слабый" человек нередко пребывает в праздности, уклоняется от ответственности и во всем полагается на других — он также воспринимает себя эстетически.

Религиозный авторитет проявляется в прощении. Игрек причинил зло иксу. Игрек виновен. Икс не должен быть настолько "сильным" эстетически, чтобы преступление утратило эстетическую достоверность, например, когда нищий крадет медяк у миллионера. Герцог смягчает наказание Луцио, потому что его клевета слишком банальна. Игрек не должен быть настолько ничтожным этически, чтобы не осознавать своего проступка, например, клептоманом или светлокожим бедняком, поносящим негров. Виновный должен признать, что совершенный им проступок есть зло, что он совершил его по собственной воле, и потребовать для себя наказания. Анджело в конце пьесы совершенно справедливо сосредоточивается на своем преступлении и требует наказания:

Не длите же позора моего,

Примите за допрос мое признанье:

Судите и приговорите к смерти,

Вот милость, о которой я прошу.

Акт v, сцена i.

Человек, которому причинили зло, должен, в свою очередь, отыскать все смягчающие обстоятельства, не отрицая вины обидчика. Так, заглядывая в будущее, Мариана говорит:

… Ведь праведником часто

Становится раскаявшийся грешник.

Кто не грешил — не каялся. Быть может,

Раскается и муж мой?

Акт v, сцена i.

Так и Изабелла, обращаясь к герцогу с мольбой, находит смягчающие обстоятельства в справедливости, которую Анджело проявлял в прошлом:

… Я думаю, — я верю, —

Что искренним в своих делах он был,

Пока меня не встретил. Если так,

Оставьте жизнь ему.

Акт V, сцена i.

Однако извинительные обстоятельства не снимают с Анджело вины, и Анджело искренне раскаивается. Быть прощенным тяжелее, чем наказанным. Многие многообещающие примирения не удаются, так как люди готовы прощать, но не быть прощенными.

Луцио может исправиться только из чувства самосохранения, и это самое большее из того, что способен предложить мирской город себялюбия. Есть много зол, с которыми не должен, да и не может иметь дело закон мирского города. Закон ищет справедливого общества, но это не означает, что он может создать совершенный город. Доколе

люди живут в земном городе, городе себялюбия, то, по словам Клавдио:

… за неумеренной свободой

Нас цепи ждут. Томимы грешной жаждой,

Как крысы, что отравы обожрались,

Мы жадно пьем — и, выпив, умираем.

Акт I, сцена 2.

Отелло

12 марта 1947 года

Шекспир создает свои великие трагедии в возрасте от сорока до сорока четырех лет. В его творчестве было несколько взлетов. В первый период он решает задачу исторической пьесы-хроники в "Генрихе IV" и создает определенный тип комедии в пьесе "Как вам это понравится". Затем, после некоторых колебаний, он осваивает жанр трагедии и создает пять шедевров: "Отелло", "Макбета", "Короля Лира", "Антония и Клеопатру" и "Кориолана".

Шекспировские трагедии отличаются от трагедий античной Греции. И в тех, и в других подразумевается, что трагический герой — великий или добродетельный человек, страдающий от порока, который ведет его к гибели.

Если задаться вопросом, в чем же трагическая вина древнегреческого персонажа, ответом будет — гибрис [130] , понятие, которое лишь очень приблизительно передает наше слово гордыня. Гибрис — это вера в собственное всемогущество, когда человек возомнил, что он — бог. Гибрис напрямую не сказывается на поведении человека, но боги наказывают его за высокомерие. Зависть богов вспыхивает, когда человек могущественный — могущество это дано ему ими же, богами, — мнит себя равным богам. И боги показывают героям, что это не так. Поэтому в древнегреческой драме трагические герои должны быть, в мирском понимании, великими людьми. Участники хора в античной трагедии не могут быть героями. Суть древнегреческой трагедии в том, что герой и его трагическая судьба — исключительны.

130

От греч. hubris (hybris) — гордость, высокомерие.