Лекции по истории Древней Церкви. Том I
Шрифт:
В действительности, при указанном различении церкви в формах классического быта и неклассического, т. е. быта греко–римского и романо–германского, возникает вопрос, с какого момента считать наступление новых неклассических форм. Появление романо–германских народов очень раннее: 378 год громко заявляет о бытии германских народностей — готов. Между тем, и этот момент некоторые историки оспаривают, доказывая, что нужно вести первый период в формах классических до падения Римской империи, другие — до Халкидонского собора. Но едва ли можно признать, что германская народность тогда уже создала особую форму, которая должна была сменить форму классическую. Деление до Халкидонского собора оказывается тоже неудачным. IV вселенский собор, как и Никейский, имел свое продолжение, после него шли споры о его значении и самый вопрос был окончательно решен на VI вселенском соборе, который можно поставить в аналогию со II. Провести границу между двумя периодами на основании изменения классических форм на романо–германские нелегко и для запада. Нечего уже говорить о востоке, потому что империя воображала, что она империя ромеев. С точки зрения западных историков, выдвигать обращение
Попытку разобраться в вопросе о разделении церковной истории на периоды сделал в 1887 г. протестантский пастор Wolff (Zur Zeittheilung der Kirchengeschichte в Zeitschrift f"ur kirchliche Wissenschaft und kirchliches Leben 1887). Он предъявляет по отношению к эпохам требование, чтобы они, если и не представляли из себя новых принципов, то по крайней мере были взяты из самой внутренней жизни, не из внешней, и изображали собою ее прогрессивные явления, но отнюдь не регрессивные; они должны, таким образом, представлять величины положительные, а не отрицательные.
Но это положение, что принципом деления должен служить не внешний для церкви факт, а событие в жизни самой церкви и притом такое, в котором церковь вступает в новую ступень своего развития (момент прогресса), сильно скорее отрицательною, как протест против фальшивых рубрик, чем положительною стороною. С протестантской точки зрения, реформация, конечно, есть благо и прогресс; очень крупное внутреннее событие церковной жизни — реформация будет и со всякой другой точки зрения. В глазах протестанта положительный момент в реформации (новая ступень) сильнее отрицательного (разделение, разрыв западной церкви); естественно для протестанта представлять дело так, что римско–католическая половина западного католического мира оказалась не в состоянии прогрессировать, отстала и — отпала.
Но не так легко с этой точки зрения и для протестанта мотивировать начало среднего периода. Отвергнув такие рубежи, как 800 или 813 (узкополитический момент), как деятельность Бонифация (в этот момент о германской форме образования и говорить странно; да к тому же Бонифаций, закрепощая германцев за Римом, был именно против этой особой формы), даже вообще как смена античной формы образования германо–романскою (ибо а) Bildungsform есть по самой своей природе продукт культуры, а не факт внутренней церковной жизни, и б) средние века интеллигентные люди мнили себя истинными продолжателями именно классической формы образования, смотрели на Аристотеля, как на praecursor Christi in naturalibus, и создавать новую форму образования не имели намерения), Вольфф принимает таким рубежом 858 год, вступление на кафедру папы Николая I, ибо «папство есть несомненно господствующая в средние века сила, определяющая ход развития», «средоточный пункт церковного развития», а Николай является с сильно выраженными задатками средневекового папы (его ссылки на лжеисидоровские декреталии). Таким образом, деление основано на разделении церквей. Но это отрицательный момент, и, даже допуская, что восточная церковь не в силах была снести «нового принципа» (зародившегося средневекового папизма), отстала и отпала, протестанту все же нелегко указать положительный момент, истинно прогрессивную сторону факта, так как сама реформация состоит именно в отрицательном отношении к этому «новому принципу» и, следовательно, оправдывает именно восточную церковь: однако началом дальнейших подразделений берутся события из жизни западной церкви и игнорируется церковь восточная*. Таким образом, вместо предъявленного логического начала деления, получается простое торжество исключительно западной точки зрения. А этим самым свидетельствуется, что попытка дать действительно цер–ковно–вселенское деление не удалась.
Нам приходится выставить начало деления а) более скромное (логически), но б) восточное по точке зрения, а) В основе деления может лежать факт и внешний (политический) и отрицательный по своему смыслу, но факт несомненной важности, последствия которого отозвались на последующей жизни церкви. Поэтому разделение церквей — без всякого размалевывания его положительными, прогрессивными тонами — может быть поставлено определителем среднего периода, б) С восточной точки зрения выбор предстоит сделать между двумя отделениями от церкви: аа) отпадением от восточной церкви монофиситов и бб) отпадением западной церкви от восточной.
Нельзя оспаривать серьезности этого второго факта (бб).
1) Отпав от кафолического единства, монофиситы подготовили себе то убогое положение, в котором они находятся ныне.
2) Это отпадение ослабило восточный христианский мир, столь нуждавшийся в сосредоточении сил для отпора внешнему врагу (исламу). Но 3) по отпадении монофиситы не заявили себя особенною оригинальностью своей исторической жизни, и это ослабляет, конечно, значение самого факта их отделения с точки зрения исторической науки. Напротив, 1) западная церковь именно по отпадении выразила со–всей ясностью особенности своей исторической жизни. 2) Отпадение было очень важно по своим следствиям для западной церкви: именно теперь латинский патриархат, не умеряемый в своих стремлениях авторитетом патриархов восточных, развился в церковную монархию — папство, и лучшие представители западной церкви лишились той нравственной опоры, какую прежде они находили в церковном общении с единомысленными им членами восточной церкви (ср. общение Доминика,
Итак, разрыв западной церкви с восточною (бб) есть событие большей исторической значимости, чем отторжение монофиситов (аа). Первое должно поставить рубежом между древним и средним периодом, а не второе.
Но признав на этом основании определяющую важность разделения церквей восточной и западной, мы не можем оспаривать того, что с научной и восточной точки зрения и факт отделения монофиситов от кафоличества, именно эпоху VI вселенского собора, с успехом можно ставить эпохою между двумя периодами. Если первый рубеж важен в отношении к будущему, то второй имеет ценность с точки зрения прошедшего, так как он замыкает собою цикл событий.
И прежде всего этот рубеж составляет границу особой стадии в истории догматов. Между стадиями триадологическою и христологическою существует известный исторический параллелизм. Первый вселенский собор (325 г.) решает триадоло–гический вопрос, второй (381 г.) его завершает после долгого ряда исторических колебаний в течение промежуточного времени (между 325 и 381) и, установив бесповоротно всеобдержное значение никейской веры, устраняет самый интерес к ариан–скому вопросу. Исторически арианство выяснилось как фракция, которой в будущем предлежало исчезнуть в лоне кафоличества, и на смену триадологическому спору выдвинулся уже назревший христологический (аполлинарианство). В христоло–гической стадии IV вселенский собор (451 г.) — то же исторически, что в триадологической первый, и VI (680—681 г.) — то же, что второй. Халкидонский собор решил христологический вопрос, Константинопольский III — завершил его, после длинного ряда колебаний, компромиссов, униональных экспериментов с монофиситами, и, установив неотменимый авторитет Хал–кидонского "opog'a («вероопределения») и разъяснив его смысл против монофиситских уловок, утвердил почву для последующих отношений к монофиситам. Догмат о Богочеловеке был уяснен; реакция при Филиппике (711—715) была явлением вполне эфемерным. На основе VI вселенского собора подведен итог опытам богословской мысли в « («Точном изложении православной веры») св. Иоанна Дамаскина. Последующий вселенский собор (787) имел дело Уже не с христологическим вопросом. Монофиситские церкви не прекратили своего существования и доныне, но к 681 году они исторически выяснились — в своей отвердевшей, устоявшейся отчужденности от кафоличества; время наибольшей догматической энергии они уже прожили.
Но не в догматической только области лежит этот рубежный характер VI вселенского собора: и в других отношениях церковь в 681 году предстала с определенными чертами будущего в лице своем. — Начать с внешнего ее распространения. Если к 451 году под напором германской арианизовавшейся силы была ограничена в своем объеме и греко–римская империя и кафолическая церковь (под игом вандалов сломлена была мощь славной африканской церкви Киприана и Августина), то этот 451 год, год Халкидонского собора, был вместе и годом катала–унской битвы, когда полчища варваров отброшены были войсками империи; и собор состоялся после этого политического успеха, когда в перспективе могло рисоваться даже расширение пределов церкви. Напротив, на царствование Ираклия падает начало и монофелитства, этого серьезного последнего опыта унии с оторвавшимся монофиситским краем, и 662 год, эпоха хиджры, первое зарево ислама, — предвестие, что на место сломленного Ираклием персидского государства выступает свежая народность арабская. К 681 году факт арабских завоеваний достаточно выяснился: мухаммедане стали твердою ногой в Египте и Сирии; под игом этих завоевателей подавлена была нормальная церковная жизнь в этих древнейших христианских территориях; на VI вселенском соборе патриаршества александрийское и иерусалимское являются как sedes vacantes («пустующие кафедры»), т. е., как церкви, временно прекратившие свое нормальное историческое существование; а патриаршество анти–охийское замещается искусственно (патриарх антиохийский и избирается, и рукополагается, и живет в Константинополе), и, собственно, из Сирии (за исключением Киликии и Исаврии) не явилось ни одного епископа, равно как и из патриархатов александрийского и иерусалимского. Таким образом, восточная церковь на VI вселенском соборе является ограниченной пределами одного константинопольского патриархата — факт, имеющий важное значение для внутреннего строя восточной церкви. С другой стороны, западная церковь является здесь — в значительной части — вне греко–римской империи, как церковь
среди германских народов она тяготеет к своему центру — римскому папе и разделяет претенциозные воззрения этого последнего, на соборе в первый раз вселенски заслушанные (римская церковь «nunquam a via veritatis in quarlibet erroris parte defluxa est») и получившие вселенский ответ (в виде анафемы папе Го–норию как поборнику ереси). Это — тоже тени будущего. Впрочем, VI вселенский собор также оказал (косвенное) содействие и римскому влиянию: на основе именно этого собора состоялось (700 г.) воссоединение с Римом церквей северной Италии, порвавших общение во время спора «о трех главах».