Лекции по зарубежной литературе
Шрифт:
Рассмотрим эволюцию этой темы в романе. Она зарождается, как я сказал, в конце второй блумовской главы: «У самой подмышки голос и рука Бэнтама Лайонса сказали:
— Приветствую, Блум, что новенького? Это сегодняшняя? Вы не покажете на минутку?
Фу ты, опять усы сбрил. Длинная, холодная верхняя губа. Чтобы выглядеть помоложе. А выглядит по-дурацки. Он моложе меня.
Пальцы Бэнтама Лайонса, желтые, с чернотой под ногтями, развернули газету. Ему бы тоже помытьсяс Содрать корку грязи. Доброе утро, вы не забыли воспользоваться мылом Пирса? По плечам перхоть. Череп бы смазывал.
— Хочу взглянуть насчет французской лошадки, сегодня бежит, — сказал Бэнтам Лайонс. — Черт, да где тут она?
Он шелестел мятыми страницами, ерзая подбородком туда-сюда по тугому воротничку. Зуд после бритья От такого
— Можете взять себе, — сказал мистер Блум.
— Аскот. Золотой кубок. Постойте, — бормотал Бэнтам Лайонс. — Один мо. Максим Второй.
— Я здесь только рекламу смотрел, — добавил мистер Блум.
Внезапно Бэнтам Лайонс поднял на него глаза, которых мелькнуло хитрое выражение.
— Как-как вы сказали? — переспросил он отрывисто.
— Я говорю: можете взять себе, — повторил мистер Блум. — Я все равно хотел выбросить, только посмотрю рекламу.
Бэнтам Лайонс, с тем же выражением в глазах, поколебался минуту — потом сунул раскрытые листы обратно мистеру Блуму.
— Ладно, рискну, — проговорил он. — Держи, спасибо.
Едва не бегом он двинулся в сторону Конвея. Прыжок как у зайца».
Что нам следует отметить в этом отрывке, помимо прекрасной техники потока сознания? Два обстоятельства: 1 — что Блум не интересуется этими скачками (и, возможно, ничего о них не знает) и 2 — что Бэнтам Лайонс, случайный знакомый, ошибочно принимает замечание Блума как подсказку относительно Рекламы. Блум не только безразличен к скачкам Золотого кубка, но и не подозревает, что его фраза была истолкована как подсказка.
Теперь посмотрим на развитие этой темы. Бюллетени о скачках появляются в редакции «Фримена» в полдень, и Ленехан, спортивный редактор, отдает предпочтение Короне.
Эту подсказку случайно слышит Блум. В два часа он зайдет перекусить и окажется за стойкой рядом с безмозглым малым по прозвищу Флинн Длинный Нос, с жаром обсуждающим программу скачек: «Поднявшись и дожевывая, мистер Блум созерцал его вздох. Вот уж где олух царя небесного. Сказать ему на какую лошадь Ленехан? Знает уже. Лучше бы позабыл. Пойдет, еще больше проиграет. У дурака деньги не держатся. Снова капля повисла. Как бы это он целовал женщину со своим насморком. Хотя может им это нравится. Нравится же когда колючая борода. У собак мокрые носы. В гостинице Городской герб у старой миссис Риордан был скайтерьер, у которого вечно бурчало в брюхе. Молли его ласкала у себя на коленях. Ах ты собачка, ты мой гавгавгавчик!
Вино пропитывало и размягчало склеившуюся массу из хлеба горчицы какой-то момент противного сыра. Отличное вино. Лучше его чувствуешь когда не хочется пить. Конечно это ванна так действует. Ладно слегка перекусили. Потом можно будет часов в шесть. Шесть. Шесть. Тогда уже будет все. Она».
Вслед за Блумом в трактир заходит Бэнтам Лайонс и намекает Флинну, что он знает вероятного победителя и ставит на него пять шиллингов, но Рекламу он не упоминает, а лишь говорит, что эту подсказку получил от Блума. В конторке букмекера, куда заглядывает спортивный редактор Ленехан, чтобы выяснить шансы Короны, он встречает Лайонса и отговаривает его ставить на Рекламу. В замечательной главе, действие которой происходит в ресторане «Ормонд» около четырех часов дня, Ленехан уверяет Буяна Бойлана, что Корона выиграет, и Бойлан, направляющийся на свидание с Молли Блум, признается, что и он немного поставил за свою приятельницу (Молли). Телеграмма с результатами появится с минуты на минуту. В следующей главе Ленехан входит в кабачок Кирнана» и мрачно сообщает, что выиграла Реклама «двадцать к одному. Чистейший аутсайдер… Корона, тебе имя — вероломство». Теперь посмотрим, как все это роковым образом отразится на Блуме, который нисколько не интересуется Золотым кубком. Блум выходит из кабачка Кирнана и с миссией милосердия (касательно страховки его покойного друга Падди Дигнама) направляется к зданию суда; в кабачке Ленехан замечает: «Знаю, куда он пошел, — вдруг говорит Ленехан и щелкает пальцами.
— Кто? — спрашиваю.
— Блум, — отвечает он. — Это все липа насчет суда.
А он ставил на Рекламу и побежал сейчас загребать сребреники.
— Чего, этот белоглазый кафр? — Гражданин не верит. — Да он в жизни на лошадь не поставит, даже со злости.
— Нет,
— Сам он чертова темная лошадка, — ворчит Джо».
«Я» в кабачке Кирнана — анонимный рассказчик, пьяная бестолочь с наклонностями к линчеванию, раздосадованный мягким обращением и мудрой человечностью Блума, сейчас он распален подозрением, что еврей выиграл сто к пяти на темной лошадке. С удовольствием анонимный рассказчик наблюдает свару» завязавшуюся после того, как хулиган (называемый в главе Гражданином) бросает в Блума жестянку из-под печенья.
Результаты скачек позднее появятся в вечернем выпуске «Ирвинг телеграф», который Блум читает в «Приюте извозчика» в конце этого долгого дня, там же будет напечатано сообщение о похоронах Дигнама и письмо Дизи — газета подводит итоги событий дня. И в предпоследней главе книги, где Блум наконец приходит домой, мы отметим две вещи: 1 — на салфетке, покрывающей кухонный шкаф, Блум находит четыре фрагмента двух порванных красных билетиков тотализатора, которые во время визита к Молли в ярости порвал Буян Бойлан, узнав, что Корона не выиграла; 2 — добродушный Блум с удовольствием думает, что он не рисковал, не испытал разочарования и не уговаривал за ланчем Флинна поставить на Корону, избранницу Ленехана.
Позвольте мне здесь, между 2 и 3 главами части II, сказать несколько слов о характере Блума. Одна из его главных черт — доброта к животным, доброта к слабым. Хотя на завтрак в тот день он с удовольствием съел внутренний орган меньшего брата — свиную почку и хотя он ощущает голод при мысли о дымящейся, горячей, густой сладковатой крови, но, несмотря на эти несколько грубые вкусы, он испытывает глубокое сострадание к притесняемым животным. Отметьте его доброе отношение за завтраком к своей черной кошечке! «Мистер Блум с добродушным интересом поглядел на черное гибкое существо. Ладный вид: шерстка гладкая и блестит, белая пуговка под хвостом, глаза зеленые, светятся. Он нагнулся к ней, упершись ладонями в колени.
— Молочка киске!
— Мррау! — громко мяукнула она».
Также отметьте участливое отношение к собакам — к примеру, когда по пути на кладбище он вспоминает Атоса, собаку покойного отца: «Старый Атос, бедняга! Будь добрым к Атосу, Леопольд, это мое последнее желание». И Атос в мыслях Блума предстает как «смирный пес. У стариков обычно такие». Блум обнаруживает чуткость к зоологическим эмблемам жизни; в художественном и человеческом плане он здесь не уступает Стивену, сочувственно наблюдающему за собакой на пляже Сэндимаунта. Когда, после встречи с Маккоем, Блум проходит мимо извозчичьей стоянки, его охватывает жалость и нежность при виде кляч, понуро жующих овес. «Он подошел ближе, услышал хруст золоченого овса, жующие мирно челюсти. Их выпуклые оленьи глаза смотрели на него, когда он шел мимо, среди сладковатой овсяной вони лошадиной мочи. Их Эльдорадо. Бедные саврасы! Плевать им на все, уткнули длинные морды в свои торбы, знать ничего не знают и забот никаких. Слишком сыты, чтоб разговаривать. И корм и кров обеспечены. Холощеные: черный обрубок болтается, как резиновый, между ляжками. Что ж, может, они и так счастливы. На вид славная, смирная животинка. Но как примутся ржать, это бывает невыносимо». Блум разделяет курьезный интерес Джойса к мочевому пузырю. Исполненный сочувствия к животным, он даже кормит морских чаек, которых я лично считаю неприятными птицами с глазами пьяниц. В книге есть и другие примеры доброты Блума по отношению к животным. Во время прогулки перед вторым завтраком он обращает внимание на стаю голубей возле здания Ирландского парламента. Интересно, что сама тональность наблюдения: «Резвятся после кормежки» — в точности соответствует по ритму и настроению размышлениям Стивена на пляже: «Простые радости бедняков» (ироничное искажение «Элегии, написанной на сельском кладбище» Томаса Грея, 1751), где пес, когда его позвали, поднял заднюю лапу и «быстро, коротко помочился на необнюханный валун».