Лениград - 43
Шрифт:
Один раз он попал хорошо — немец вспыхнул, и начал разваливаться прямо в воздухе. И еще двух зацепил — судя по тому, что они поспешили выйти из боя. И тут оставшиеся немцы, хотя их было все еще трое против двоих, не выдержали, и тоже отвалили. Гнаться за ними было бессмысленно — стрелка бензиномера неумолимо ползла к нолю, только-только хватало добраться до дома. Чак был сильно побит, садился на брюхо — хорошо, что остался жив и не покалечен. А Джимми почувствовал гордость — выходит, в бою он стоит троих немцев?
Хотя наверное, это были у немцев не самые лучшие бойцы. Когда майор сказал, что по данным разведки, на нашем участке фронта воюет немецкий супер-ас, Джимми стало страшно: если русские так умеют сражаться, как рассказывал Стив, то каким же должен быть ас, сбивший три сотни русских? Мне против него — все равно что на ринге драться с самим Джеком Демпси, [7] убьет в первом раунде, одной левой, и даже не вспотев. Одна надежда, что скорость «подкрученного» Р-40, как успел убедиться Джимми, не уступала таковой у «мессеров» и «фокке-вульфов» — ну а уклониться от боя с таким врагом, это совсем не трусость, а разумная осторожность.
7
знаменитый американский боксер-тяжеловес — В.С.
И вот, майор вызвал Джимми и сказал — надо встретить транспортный самолет с ценным грузом. По времени, он не успеет сесть до рассвета — и спроси что полегче, отчего там задержались с вылетом. После того конвоя, ни одно судно не вошло в порт — слишком велики потери, да и запасов, тогда доставленных, пока хватает. А самолеты прилетают каждую ночь — и слава богу, у гуннов здесь пока не замечены истребители-ночники. Но иногда случается, что кто-то попадает и на светлое время. Надо, парни — если этот транспорт дойдет, награды всем обещаю.
В эскадрилье оставалось два исправных самолета и четыре пилота. И девятнадцать сбитых немцев на общем счету — лишь те, факт падения которых установлен достоверно. Джимми решил лететь один — в конце концов, задача казалась простой. От точки встречи до аэродрома, где садятся транспорты, лететь не дольше десяти минут. А немцы не очень любят летать над морем — тем более, что делать там их сверх-асу, ведь если он охотник, то пойдет туда, где легче встретить жирную дичь, как например группы В-17, регулярно летающих бомбить испанскую территорию. Ну а Джимми со своим подопечным тихо и незаметно проскользнет в стороне — никаких подвигов, лучше вообще не ввязываться в бой.
Но незаметно — не получилось. Четверо немцев будто ждали в условленном месте. И уже заметили «дуглас», собираясь атаковать.
Еще неделю назад Джимми бы и не вмешался — «а что я могу сделать»? Он не знал, что за груз на борту этого Си-47, и чем он так ценен. Теперь же он чувствовал больше злость, чем страх. Пожалуй, есть шанс и защитить свою собственность, и уцелеть самому. Бить на скорости сверху, и делать «качели», как учили еще в школе — вроде бы, этот прием против немцев себя не оправдал, так ведь и самолет у него сейчас более быстрый и легкий! А значит, есть шанс сыграть с этими «мессами» как с японцами. По крайней мере, стоит попытаться, чтобы было по-русски. Сделай все, что должен и в силах твоих — и пусть бог и удача рассудят, достаточно ли этого, чтобы выжить.
Джимми довернул самолет, и толкнул штурвал от себя. Отвернуть было уже нельзя. Удастся ли зацепить одного, а то и двоих — и уж атаку немцам он точно сорвет. А пока эти будут с ним разбираться, транспортник успеет уйти, берег уже рядом, своя земля. О том, что будет, если один из немцев окажется сверх-асом, Джимми предпочитал не думать. Кажется, он кричал что-то по-русски, как учил Стив — проклятия или молитвы, какая разница?
Заметили! Но вместо того, чтобы разомкнуться, уходя из прицела, а затем взять его в клещи, немцы вдруг метнулись прочь, все четверо. Это было настолько невероятно, что Джимми даже оглянулся, ожидая увидеть за собой целую эскадрилью «лайтнингов». Но небо было пустым, если не считать одинокого транспортника, удирающего к берегу на максимальной скорости. Опасаясь подвоха, Джимми не стал гнаться за немцами, а занял позицию выше и позади «дугласа», бешено крутя головой, чтобы не пропустить охотников, могущих ударить и исчезнуть. Больше всего он боялся, что немцы сейчас наверное, орут по радио о своей неудаче, и если груз такой важный, бросят в бой «тяжелую артиллерию», появится кто-то вроде того сверх-аса, и тогда придется умирать, потому что удрать будет ну очень неправильно. Но за оставшиеся минуты ничего не произошло.
И когда самолет уже катился по полосе, Джимми почувствовал покой и умиротворение, как в церкви. И удовольствие от хорошо сделанной работы.
А ведь у него уже пять сбитых на счету! Значит, он может считать себя асом, пусть пока без приставки «супер»?
Отправляясь во время войны за границу на какую-нибудь конференцию, отец желал иметь при себе человека, которого он хорошо знал и которому доверял, — по возможности кого-нибудь из членов нашей семьи. Я не хочу дать этим повод думать, что отец недостаточно знал своих официальных советников или не доверял им; но только в обществе своих сыновей он чувствовал себя действительно свободно. С ними он мог разговаривать, как бы размышляя вслух. Мне чаще, чем братьям, удавалось быть его адъютантом.
Как адъютант отца я в большинстве случаев присутствовал на совещаниях военного, политического и дипломатического характера, в которых он участвовал. Я сочетал при этом обязанности секретаря, курьера и протоколиста. В этом полуофициальном качестве я имел возможность слышать, как договаривались между собою, официально и неофициально, представители всех воюющих союзных держав. Я видел Черчилля, Сталина, Молотова, генералиссимуса Чан Кай-ши и его жену, членов Объединенного совета начальников штабов, генералов и адмиралов, командовавших всеми театрами военных действий и представлявших все роды оружия, Смэтса, де Голля, Жиро, Гопкинса, Роберта Мэрфи, королей Египта, Греции, Югославии и Англии, эмиров и шахов, султанов и принцев, премьер-министров, послов, министров, халифов, великих визирей. Я встречал их у входа, провожал к отцу, присутствовал при беседах с ними, а потом отец делился со мной своими впечатлениями.
А когда кончались долгие дни совещаний, когда уходил последний посетитель, мы с отцом почти каждый вечер проводили перед сном несколько часов наедине, обсуждая события прошедшего дня, сравнивая свои впечатления, сопоставляя наблюдения. Отец относился ко мне с таким доверием, что рассказал мне о результатах своих переговоров со Сталиным даже до того, как сообщил об этом своим начальникам штабов и министрам. Между нами сложились хорошие, близкие, товарищеские отношения, и он, мне кажется, не только любил меня как сына, но и уважал как друга.
Таким образом, я присутствовал на этих конференциях, с одной стороны, как официальный адъютант президента, а с другой — как ближайший друг человека, который играл ведущую роль в обеспечении единства Объединенных наций. Именно как друг я был поверенным самых затаенных его мыслей. Он делился со мной заветными мечтами о всеобщем мире, который должен был наступить вслед за нашей победой в войне. Я знал, какие условия он считал решающими для обеспечения всеобщего мира. Я знал о беседах, которые помогли ему сформулировать эти условия. Я знал, какие заключались соглашения, какие давались обещания.