Лениград - 43
Шрифт:
— Откуда это?
— Вы откроете, Георгий Артемьевич. Если примете мое предложение возглавить работу по этому направлению. Очень перспективная работа, имеющая огромное значение для СССР. Вот только простите, с секретностью высшей пробы. Так что с мировым признанием — придется подождать. И очень может быть, что надолго — по причине огромного оборонного значения.
— Простите, товарищ нарком, странно слышать это про медицину, спасение человеческих жизней? Я приму ваше предложение, но мне хотелось бы знать подробнее.
— Георгий Артемьевич, вы слышали, что при распаде атомного ядра теоретически можно извлечь огромное количество энергии? И несколько килограммов атомного вещества может заменить эшелон цистерн с нефтью? Так вот, это не фантастика Беляева, такие работы активно ведутся в Америке, Германии, и у нас. Но оказалось, что при работе атомного котла возникает губительное излучение, крайне опасное для всего живого — больше того, под его воздействием, посторонние материалы, и самого «котла», и окружающей среды, сами начинают излучать. В то же время, некоторые вещества, как например свинец, сталь, бетон, это излучение ослабляют. Эту проблему будут решать товарищи физики, вам же будет другая задача — что делать с людьми, которые уже получили опасную дозу? Как их лечить — и возможно ли какими-то мерами, например медикаментозными, снизить восприимчивость организма к излучению? Я предлагаю вам место ответственного за медико-биологическую часть советского Атоммаша. Поскольку сам я отвечаю перед Правительством СССР и Коммунистической Партией за весь атомный проект целиком.
— Когда приступать к работе? И я так понял, что все бюрократические формальности будут улажены?
— Уже улажены, Георгий Артемьевич, только подписать. Первой вашей задачей будет собрать эффективную и надежную команду, кого вы берете с собой — пока что медицинскую часть программы тянул на себе по сути один человек, который кстати и дал мне это Наставление, что вы прочли — но он не может взвалить на себя полностью эту нагрузку, поскольку у него штатных обязанностей хватает, корабельного врача.
— Корабельный доктор написал то, о чем не знаю я?
— Георгий Артемьевич, когда вы включитесь в работу, то узнаете еще очень много нового. И получите ответ на ваши вопросы — естественно, на те из них, на которые мы можем вам ответить. А пока — распишитесь здесь и здесь…
Молотовск поначалу не показался профессору центром науки — тут даже старая Вятка (она же Киров), выглядела поприличнее. Молодой промышленный город, вроде Магнитки или Кузнецка, жилые кварталы при огромном заводе. Холод, снег, полярная ночь — все больше напоминало теплолюбивому Зенгенидзе нижний круг Дантова Ада, где томятся казнимые предатели (он еще не подозревал, насколько окажется прав). Тут был Кораблестроительный Институт, уже развернувшийся до размеров полноценного филиала той, Ленинградской Корабелки, но не наблюдалось никакой медицины, за исключением обычного госпиталя. Однако, разместив гостей даже не в общежитии, а в квартирах нового дома на улице Полярной, дальше их повезли куда-то от берега и завода, вдоль путей узкоколейки. За окнами мела метель, горели редкие фонари.
— На Второй Арсенал — сказал капитан ГБ, встретивший и сопровождающий группу — там теперь будете трудиться, товарищи ученые. Автобус ходит, как в мирное время — впрочем для вас выделен и отдельный транспорт от места жительства, туда в восемь, обратно в шесть.
Высокий забор с колючей проволокой поверх, блестящей в лучах прожекторов (значит, новая совсем). Широкая полоса вокруг, где между рядами колючки ходят патрули с собаками. Несколько бетонных дотов, зенитные батареи, бетонный КПП с пулеметами, больше похожий на крепость — а весь объект на укрепрайон, способный при необходимости выдержать и нападение, и осаду. И строительство продолжалось: уже по эту сторону периметра были видны коробки новых корпусов, ближние к дороге были почти завершены.
— Тесновато становится — сказал капитан — хотя там, дальше, будет не производство, а жилье. Для вас — отсюда до железки квартал «литер А», за железкой в плане «литер Б». Пленные немцы в три смены работают — как завершим, к весне вас сюда переселим.
Территория внутри довольно большая — несколько цехов и мастерских, котельная, склады, казарма охраны, еще пара домов, похожих на жилые, у одного из них на окнах решетки. И гостей повели как раз туда.
— Вах! — подумал Зенгенидзе — смертью и жутью веет! Куда я попал?
Внутри однако оказалось стерильно чисто, тепло и уютно. Обстановка действительно походила на научное учреждение. В кабинете на втором этаже, по виду директорскому, ученых ждали комиссар госбезопасности и штатский, еще молодой, но уже с короткой бородкой. В углу за столиком сидела красивая молодая женщина, в белом халате поверх платья, наверное, секретарша.
— Здравствуйте, товарищи — сказал комиссар — я, Кириллов Александр Михайлович, главноответственый за секретность и безопасность Проекта.
Штатский с бородкой тоже представился — Курчатов, начальник первой лаборатории Проекта (и до вчерашнего дня, волею случая, числился и начальником третьей, хотя в основном руководящие указания давал товарищ Князев, сейчас его здесь нет). Первая лаборатория — общая физика, вторая — оборудование и приборы (так что сейчас, после осмотра рабочих мест, составите заявку, что вам не хватает и очень желательно было бы иметь), ну а третья будет ваша, в стадии формирования. Что есть непорядок, поскольку вы обеспечиваете и нашу работу, мы не можем позволить себе терять персонал — нас, ученых и инженеров атомщиков, и так очень мало в СССР.
Разговор свернул в рабочее русло, затем был осмотр лабораторий, довольно неплохо оснащенных. Помимо научного оборудования, наличествовал и виварий с подопытными животными — белые мыши, морские свинки, кролики, собаки. Опыты были жестокими: предполагалось облучить объект, при разных условиях, и дальше пытаться вылечить, опробуя разные методы, или просто наблюдать за развитием болезни, а после препарировать, наблюдая патологию. Все эти зверьки, пищащие и копошащиеся в клетках, должны будут рано или поздно умереть, во славу науки.
И люди тоже. Оказывается, в подвале этого дома находилась и спецтюрьма. Несколько десятков человек ждали своей очереди в камерах — после, в процессе эксперимента, их переведут наверх, в отдельные палаты, где на окнах решетки, стальные двери запираются, а в коридоре стоит охрана. Их тоже ждала судьба лабораторных крыс.
— Исключительно преступники, приговоренные к высшей мере — сказал Кириллов — эсэсовцы, гестаповцы, украинские националисты, польские и прибалтийские бандиты, и наши предатели. На каждом из них висит столько, что расстрел они заслужили по праву — но самый гуманный советский суд в соответствии с последним дополнением к Уголовному Кодексу, дал им выбор. Который теперь строго по закону может быть предложен любому приговоренному к высшей мере — или исполнение приговора, или замена на двадцать пять лет заключения, с условием на первом этапе, или десять лет опасных для жизни и здоровья медицинских экспериментов, или пятнадцать лет такой же опасной работы на стройках народного хозяйства. Добровольное письменное согласие — с условием, собственный отказ в процессе ведет к немедленному исполнению приговора, прекращение же первого этапа по состоянию здоровья независимо от отбытого срока влечет дальнейшие двадцать пять лет «от звонка до звонка» без права на амнистию.