Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Волкогонов Дмитрий Антонович

Ленин был многолик. С одной стороны, заботливый се­мьянин, регулярно посылающий многочисленные письма с неизменным обращением: "дорогая мамочка", „дорогая Маняша", "дорогой Митя", "дорогая Анюта". Заботливый това­рищ, предписывающий Сталину больше „отдыхать, не вста­вая", а для Рыкова устанавливает решением Политбюро „мо­лочную диету"; не гнушается вопросом — как с геморроем Карахана. Аккуратист, любящий все земное в меру, очень ценящий свое здоровье и спокойствие.

И с другой стороны — человек, исподволь готовивший себя к роли вождя, лидера революции, руководителя ново­го государства. Троцкий писал, что „с момента объявления Временного правительства низложенным,

Ленин системати­чески и в крупном, и в малом действовал как правитель­ство''. Его совсем не заботило, что народ никогда не уполномочивал большевиков руководить Россией и лично его — возглавлять правительство. С захватом власти в нем сразу проснулись, рельефно проявились как бы дремлющие черты его морального облика: максимализм, беспощадность, непреклонность, решимость, готовность пожертвовать всем во имя власти.

Трудно в человеческой истории найти еще одного тако­го революционера, который был готов поставить на карту существование огромной империи, великого государства во имя достижения его кланом власти. Ленин чувствовал при­зыв собственной судьбы и в этом смысле, прав был Бердяев, являлся „роковым человеком". Но роковым он оказался и в смысле нанесения народам России гигантского духовного и физического шрама, который никогда полностью не заруб­цуется.

Ленинский интеллект был крошечной моделью, пред­восхитившей гигантскую Систему, которая в течение семи десятилетий безуспешно пыталась стать планетарной.

Пророк Коминтерна

Это был обычный из тех напряженных, наполненных до краев заботами дней, когда Ленин не болел или отдыхал, а трудился у себя в Кремле. Обычный день 23 июля 1920 года. Наряду с внутренними вопросами — заседание Политбюро ЦК, заседание Совета Труда и Обороны, груды бумаг из правительства, ВСНХ — множество дел пришлось решать и по линии международной. Вот донесение А.Аксельрода о положении в Туркестане и в сопредельных стра­нах, инструкция Н.С.Тихменеву на ведение переговоров с правительством Финляндии, бумаги по Польше и Англии, много денежных документов.

Но главное международное „дело" в этот день — Ленин вечером председательствует на очередном заседании II Кон­гресса Коминтерна, несколько раз выступает там как пред­седатель, слушает речи ораторов.

В его мозгу отчетливы оттиски картин нарастания рево­люционного процесса во многих странах мира, создания новых коммунистических партий, подъема международной поддержки того великого дела, которое начал он и его пар­тия… Возможно, он ощущал внутренние токи циркуляции планетарной революционной энергии, подсознанием уже слышал мерную поступь пролетарских батальонов на всех континентах. Красно-кровавые стяги уже вздымаются во многих столицах… Еще три года назад нельзя было и поду­мать обо всем этом. Невероятно! Фантастично! Но ведь он еще в июле 1918 года в статье „Пророческие слова" напи­сал: "В чудеса теперь, слава богу, не верят. Чудесное проро­чество есть сказка. Но научное пророчество есть факт".

Надвигающаяся мировая революция — не сказка. Это завтрашний факт нашей действительности.

Так мог думать лидер не только российских большеви­ков, но и, как писали, „вождь всего мирового пролетариата". Находясь под впечатлением заседания Конгресса Коминтер­на, донесений с мест, собственно анализа, а самое глав­ное — успешного наступления Красной Армии на Варшаву, вечером 23 июля 1920 года Ленин отправляет шифровку в Харьков, Сталину:

„Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бу­харин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас

в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию. Надо обдумать внимательно. Сообщите ваше подробное заключение. Немецкие коммунисты думают, что Германия способна выставить триста тысяч войска из люм­пенов против нас.

Ленин".

Именно к этому времени уже было принято решение, или, как писал Троцкий, „мы шли на риск — на этот раз по инициативе Ленина — прощупывания штыком буржуазно– шляхетской Польши" . Ленин в сентябре того же, 1920 года скажет откровеннее: наступлением на Варшаву „мы помо­жем советизации Литвы и Польши", революционизированию Германии. Правда, во время этих своих откровений в политическом отчете на IX конференции РКП(б) Ленин бросит в зал: „Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать". Но даже неудача в Польше, говорил в заключительном слове Ленин, не должна остановить нас „Мы на этом будем учиться наступательной войне. Будем помогать Венгрии, Италии, „рискнем таким образом, что с каждым удвоенным шагом будем помнить, где остановить­ся".

Все это было попыткой реализовать свое пророчество. Он верил в мировую революцию. Ленин, правда, не любил особо распространяться о своих просчетах и грубых ошиб­ках.

Марш на Варшаву и дальше к границам Германии был предпринят по его личной инициативе. По его решительно­му настоянию. Но он никогда публично не говорил о том, что своим решением страшно унизил Россию — огромное государство, которое в результате крупного поражения под Варшавой было вынуждено выплатить стране, в несколько раз меньшей, крупную контрибуцию. Фактически бывшая империя проиграла своей бывшей провинции. Но даже здесь большевики не смогли действовать достойно. Когда пришло время делать первый взнос по контрибуции, Москва решила выплатить его драгоценностями, в несколько раз, однако, завысив их реальную стоимость, то есть пошла на тривиаль­ный обман.

Чичерин, узнав реакцию Варшавы, тут же сообщил Ле­нину и Политбюро:

„Мы обязались и должны уплатить Польше первого ноя­бря 10 млн. рублей золотом и бриллиантами. Те бриллиан­ты, которые мы передали, оценены польскими экспертами в 2,5 млн. руб. золотом. Больше у нас нет готовых к передаче камней. Поляк Ольшевский предупреждает, что такое ули­чение нас в столь чудовищной ложной оценке будет широ­ко использовано прессой… мы будем чудовищно скомпроме­тированы.

Другой исход — уплатить немедленно разницу золотом, но выбросить 7,5 миллиона золотом — слишком тяжело.

Еще исход: постараься немедленно собрать недостаю­щие камни. У нас камней много, но они не подобраны и не оценены… Нет людей… Бывший директор ссудной кассы Левицкий — в тюрьме Александров, оценщик, — тоже в тюрь­ме. Нужно постановление Политбюро, чтобы поместить их в нормальную обстановку…"

Ленин согласен. Но он, судя по всему, не чувствует уг­рызений совести за польскую авантюру. Ему не жаль многих тысяч напрасных жертв, миллионов народных денег, пожерт­вованных благодаря его революционной прихоти…

Никто в ленинском государстве не выяснил до конца судьбы красноармейцев, оказавшихся в плену у армии Пилсудского. По имеющимся данным, их было более 30 тысяч… Куда делись эти люди? Не является ли это польской Катынью? На эти вопросы спустя и десятки лет нет ясного ответа, а советское руководство никогда не пыталось высветить ис­тину, предпочитая отмщение

Так закончилась эта авантюристическая попытка Ленина прямым штурмом реализовать свое пророчество: возгорание европейского революционного пожара.