Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Волкогонов Дмитрий Антонович

Вообще тема отдыха его соратников была весьма близка Ленину. Тому же адресату в том же году шлет записку:

„т. Сталин. Вид Ваш мне не нравится. Предлагаю Полит­бюро постановить: обязать Сталина проводить в Зубалове с четверга вечера до вторника утром…"

Как удалось установить, Сталин в разговорах с членами Политбюро, верхушкой партийного аппарата, не раз упоми­нал свою интенсивную переписку с Лениным, его послания к нему. Постепенно это создавало впечатление каких-то особых отношений Сталина с Лениным, необычного дове­рия к „чудесному грузину" (как выразился однажды Пред­седатель Совнаркома), некоей предопределенности в воз­можном наследовании.

Сталин часто и сам, не прибегая к личному разговору после

заседания или по телефону, слал записки вождю по различным поводам:

„т. Ленин!

Когда можно будет поговорить с Вами о моей работе в центре (мне нужно минут 20)?

Сталин".

По столь пустяковому поводу завязывается целая пере­писка. Ленин отвечает:

„1) Либо сегодня (едва ли: уже устал)

2) Завтра, если будет заседание, или приезжайте?

3) в субботу?"

Сталин демонстрирует полную лояльность и сговорчи­вость: „Мне все равно когда; считайтесь со своими удобства­ми и только со своими (я могу приехать, если скажете и когда скажете)".

Ленин ценит подобное рвение Сталина и полагается на него все больше. В марте 1922 года Сталин доложил Лени­ну запиской о том, что после ревизии финансов НКИД (про­водила ее Розмирович) обнаружены крупные упущения и возможно привлечение к суду Карахана и Горбунова.„Ваше мнение?" — вопрошает Сталин. Ответ последовал быстро:

„Тов. Сталин! Раз Вы убеждены и есть формальное по­становление следователя, надо привлечь. Нельзя спускать.

10.111 Ленин".

Вообще, порой складывается впечатление, что управле­ние государственными делами с помощью записок — лю­бимый метод Ленина. Он эти записки пишет множеству людей по любым поводам: глубоким и пустяковым, сроч­ным и далеко не срочным.

Многие из этих записок характеризуют Ленина как ро­доначальника будущих всесильных партократов, отождеств­лявших себя с абсолютной властью, считавших собственные потребности государственными. Например, он считает удоб­ным писать секретарю ВЦИК А.С.Енукидзе о том, чтобы тот распорядился „насчет ускорения дров А.И.Елизаровой" (старшей сестре Ленина. —Д.В. „С ней живет мой брат (Д.И.Ульянов), у которого теперь приращение семейства…"

Ленин полагал, что не только секретарь ВЦИК может заниматься дровами для его сестры, но и что Сталин может распорядиться поиском теплого местечка кому-либо из его старых знакомых.

Так, например, в апреле 1922 года Ленин получает из Германии письмо от Г.Л.Шкловского, старого большевика, исполнявшего в годы войны за границей роль своеобразного доверенного лица Ленина по многим вопросам: он занимал­ся пересылкой ленинских документов, публикациями во­ждя, не раз предоставлял свою квартиру лидеру больше­виков для деловых встреч, а главное, занимался денежны­ми делами Ленина и партии. На протяжении длительного времени, пока шла тяжба с так называемыми „держательными деньгами" (средства, завещанные фабрикантом Н.П.Шмитом партии), Шкловский исполнял ленинские поручения по „руководству" адвокатами на суде, занимался подготовкой аргументации, беседами, встречами с нужными людьми и т.д. Имеется много писем и записок Ленина Шкловскому по этому поводу. Даже когда Ленин собрался в Россию, он несколько раз напоминал письмами Шкловскому о том, что­бы тот озаботился переводом из бернской полиции в Цю­рих 100 франков, которые Лениным вносились как залог при получении вида на жительство.

Шкловский по заданию Ленина возглавляет комиссию по пропагандистской работе с русскими военнопленными: „Вернуться в Россию они должны сторонниками большеви­ков!", устраивает по поручению Ленина на лечение в санато­рии депутата IV Думы большевика Ф.И.Самойлова, возлага­ет венок на могилу А.Бебеля, выполняет многие другие ленинские поручения. Это был нужный Ленину человек. Шкловский

просит хорошего „места". Ленин поручает Ста­лину разобраться: „Шкловский старый партиец… нервнича­ет; является у него опасение, что его „удаляют" и т.п. (У него семья, дети; нелегко приспособиться в холодной и го­лодной России…)". Ленин поручает Сталину выяснить, „чего бы он хотел…", заканчивает письмо назидательно: „нельзя „швыряться" людьми, надо повнимательнее отнестись.

С к. пр. Ленин".

Сталин пишет Шкловскому:„Ваше письмо на имя т. Ле­нина передано мне с просьбой запросить Вас письменно, где и на какую работу хотели бы вы устроиться. Можете не сомневаться, что партия не откажет в удовлетворении Ва­ших желаний…"

„Желания" у Шкловского оказались весьма прагматич­ными и конкретными. Он хотел бы, чтобы семья осталась за границей и получала его нынешнее жалованье, а сам он готов в Россию на „чисто партийную работу" или в „главпрофобр", „наркомзем, Коминтерн или наркоминдел". Но наиболее „счастливым исходом для себя", писал о своих „желаниях" Шкловский, он бы видел „поездку полпредом в Швейцарию".

Сталин информирует Ленина, что Шкловский „просит устроить его в Швейцарии… У нас нет в Швейцарии торго­вого представительства, есть только Красный Крест, но я не знаю, захочет ли Шкловский (или удобно ли ему, как неме­дику) служить в Кресте. Это нужно выяснить…"

Я столь много внимания уделил Шкловскому затем, что­бы показать, что большевистская протекция ничем не хуже и не лучше любой другой. Со временем это станет нормой в высшем партийном аппарате. Ленин частенько писал „запи­сочки" с просьбами оказать „содействие", „помощь", „под­держку" людям, которые когда-либо делали ему одолже­ние. В последующем практика назначения людей на ответ­ственные посты (впрочем, таково положение и сейчас) в государстве и партии решающим образом зависела от жела­ния и воли партийного руководителя. Сталин, подыскивая в голодное время по указанию Ленина теплое местечко в Швейцарии человеку, бывшему нужным в свое время Лени ну, видел в этом „иерархическую справедливость". Воля во­ждя — превыше всего. Когда он унаследует после Ленина место „первого люда" в государстве и партии, то свою волю превратит в символ большевистской „законности" и „спра­ведливости".

Ленин всей своей деятельностью научил Сталина беспо­щадности, непримиримости, хитрости, целеустремленности, умению „работать с кадрами". Сталин оказался очень спо­собным учеником. Он раньше других понял, что Ленин об­речен, раньше других осознал, что мертвый, но канонизиро­ванный вождь будет ему более нужен, чем живой, но беспо­мощный. Еще в 1920 году, в годовщину пятидесятилетия Ленина, Сталин писал, что с наступлением революционной эпохи, когда от вождей требуются революционно-практи­ческие лозунги, теоретики сходят со сцены, уступая ме­сто новым людям"66 . Сталин далее привел примеры „со­шедших" — Плеханова, Каутского, еще не зная, что совсем скоро в числе „новых людей", новых вождей окажется имен но он, неприметный большевик Джугашвили. Ибо Сталин еще при Ленине писал, что „удержаться на посту вождя пролетарской революции и пролетарской партии" могут лишь люди, сочетающие „в себе теоретическую мощь с практически-организа1рюнным опытом…".

Общение с Лениным наполняло „чудесного грузина" ленинской уверенностью, безапелляционностью, решитель­ностью, грубой непримиримостью. Разве Сталин мог забыть, как однажды в феврале 1922 года Ленин прислал ему и Каменеву записку по поводу бюджета партии, полную гряз­ных выражений. Предлагая тщательнее подбирать финансо­вых специалистов, Ленин пишет, что „всегда успеем взять говно в эксперты: сначала попытаем выделить нечто пут­ное". Вождь требует „подтягивать шваль и сволочь, не жела­ющих представлять отчеты… Приучите этих говняков се­рьезно отвечать и давать полные точные цифры…" и даль­ше в этом же духе.