Ленин
Шрифт:
Ленин не раз выражал искреннее изумление и восхищение военной решительностью Троцкого. Большинство своих оперативных распоряжений на фронте Троцкий в копиях посылал Ленину и Свердлову. На многих этих документах пометки Председателя Совнаркома, свидетельствующие об одобрении жесткого курса в баталиях гражданской войны.
Из телеграммы 26 ноября 1918 года в Балашов, в реввоенсовет армии:
«…Надо железной рукой заставить начальников дивизий и командиров полков перейти в наступление какой угодно ценою точка Если положение не изменится в течение ближайшей недели вынужден буду применить к командному составу девятой армии суровые репрессии точка От реввоенсовета девятой потребую первого декабря точного списка всех частей
Троцкий»{38}.
Иногда его телеграммы Ленину звучат как категорические требования, которые Ленин, понимая кризисность обстановки, стремился максимально быстро и полно исполнять. В телеграмме Ленину 28 декабря 1918 года говорится, в частности: «Обращаем внимание Совета Обороны на слишком широкое освобождение так называемых незаменимых сотрудников… Тяжелое положение железных дорог объясняется главным образом отсутствием хороших работников, которых заменяют испуганные и растерянные люди, ни с чем не способные справиться. Обращаю внимание Совета Обороны на критическое положение с топливом на дорогах…»{39} Телеграмма похожа на указание высокого начальника нижестоящему органу: «Обращаю внимание Совета Обороны…» Но Ленин не обижался. Он знал, что ключ от победы или поражений на фронтах гражданской войны находился тогда у Троцкого.
Транспорт, в частности, всю гражданскую войну был узким местом. Ленин вполне разделял жесткие предложения Троцкого. Например, в феврале 1920 года Председатель Совнаркома дал членам Совета Обороны следующие инструкции:
«1. Наличный хлебный паек уменьшить для неработающих по транспорту: увеличить для работающих. Пусть погибнут еще тысячи, но страна будет спасена…»{40}
Переписка Ленина и Троцкого весьма характерна своей беспощадной решимостью, которая была присуща этим вождям революции.
По прямому проводу:
«Москва, Кремль, Предсовнаркома Ленину.
…Согласен на поездку Сталина с полномочиями партии и Реввоенсовета Республики для восстановления порядка, очищения комиссарского состава, строгой кары виновных…
Предреввоенсовета Троцкий»{41}.
«Москва Наркомздрав, копия Председателю Совета Обороны Ленину.
На фронте нет белья, мыла, бань. Вшивость принимает огромные размеры, что придает брюшному тифу эпидемический характер. Необходимо двинуть на фронт белье, мыло, бани.
Предреввоенсовета Троцкий»{42}.
Порой в своих посланиях с фронта Троцкий возражал Ленину.
«Предсовобороны Ленину.
На № 341 отвечаю. Дело сейчас не в настроениях украинских коммунистов, а в снабжении украинской армии, о чем я в свое время телеграфировал из Украины. Ни агитации, ни репрессии не могут сделать боеспособной босую, раздетую, голодную, вшивую армию…»{43}
Как видит читатель, Троцкий вел себя в своих отношениях с Лениным с достоинством, которое обычно присуще людям, знающим себе цену. Революция, ее катаклизмы в форме гражданской войны были родной стихией Троцкого. Здесь он был просто незаменимым для Ленина. Троцкого как соратника Ленина отличала еще одна черта – он не боялся брать на себя историческую ответственность за шаги и действия, которые могли иметь далекоидущие последствия. Достаточно вспомнить, как он поступил в последний день переговоров в Брест-Литовске. Он вышел за рамки ленинских инструкций и, как ему казалось, принял единственно верное решение, поставив на первых порах в тупик и Берлин, и Петроград. Стоит привести текст той телеграммы:
«Петроград. Председателю Совнаркома Ленину.
Переговоры закончились. Сегодня после окончательного выяснения неприемлемости австро-германских условий наша делегация заявила, что выходит из империалистической войны, демобилизует свою армию и отказывается подписать аннексионистский договор.
Согласно сделанному заявлению издайте немедленно приказ о прекращении войны с
Нарком Троцкий»{44}.
Ленину импонировала безоглядная убежденность Троцкого в неизбежном пришествии мировой пролетарской революции. Вождь большевиков разделял эту убежденность, но после двух лет гражданской войны стал более сдержан в оценках ее перспектив. Но и Ленин, и Троцкий были едины в том, что, поскольку «с ходу» зажечь мировой костер не удалось, нужно делать это постепенно, основательно, наверняка. Эта «постепенность» выразилась в создании по всему миру родственных РКП коммунистических партий, налаживании нелегальной агентурной работы в капиталистических странах, инициировании рабочего движения, национально-освободительных восстаний. От штурма мировой твердыни нужно было перейти к осаде. Длилась эта осада семь десятилетий, временами заставляя осажденных переживать весьма неприятные минуты. И Ленин, и Троцкий – исторические носители зла, ибо их дело, если бы оно (представим на минуту) победило в мировом масштабе, означало бы образование некоей глобальной казарменной коммуны, что было равносильно космическому поражению землян.
Немного было на Земле людей, которые обладали планетарными масштабами своего влияния (лишь некоторые завоеватели, великие идейные проповедники, высокие отцы церкви). Среди них, безусловно, были Ленин и Троцкий. Это были люди фанатичной веры. За полгода до своей трагической смерти Троцкий напишет в «Завещании»: «Каковы бы, однако, ни были обстоятельства моей смерти, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее»{45}. Троцкий до последних своих дней верил в Великую Утопию – мировую коммунистическую революцию.
Как бы чувствуя приближение собственной гибели, Троцкий в последний год своей жизни ведет яростную пропагандистскую войну со Сталиным. В своем манифесте-письме советским рабочим «Вас обманывают!» изгнанник пишет: «Цель Четвертого Интернационала – распространить Октябрьскую революцию на весь мир и в то же время возродить СССР, очистив его от паразитической бюрократии. Достигнуть этого можно только путем восстания рабочих, крестьян, красноармейцев и краснофлотцев против новой касты угнетателей и паразитов…»{46}
Троцкий был фанатиком планетарного пожара, который, однако, большевикам разжечь не удалось.
Ленин и Троцкий. Это были два лидера, очень разные, неординарные, но нашедшие общее поле приложения своих усилий: ристалище революции. Оба верили, что только сила и решительность могут ее, революцию, спасти. Оба знали и сильные и слабые стороны друг друга. Они смогли на время сотрудничества в годы революции и гражданской войны вынести за «скобки» своей жизни былые разногласия. Оба заблуждались в главном: они верили, что та диктатура, которую они создали, может принести счастье людям. Ленин видел опасность для власти в ослаблении пролетарского начала; Троцкий – в Сталине и в том, что он олицетворяет. Но оба не поняли, что опасность и власти, и им самим, и будущему представляла сама Система, архитекторами которой они были.
Приведу один пространный фрагмент из дневников Троцкого, который говорит, по-моему, много о том духовном цементе, который их соединял.
«…Когда я в первый раз собирался на фронт между падением Симбирска и Казани, Ленин был мрачно настроен. «Русский человек добер», «русский человек рохля, тютя», «у нас каша, а не диктатура…». Я говорил ему: «В основу частей положить крепкие революционные ядра, которые поддержат железную дисциплину изнутри; создать надежные заградительные отряды, которые будут действовать извне заодно с внутренним революционным ядром частей, не останавливаясь перед расстрелом бегущих; обеспечить компетентное командование, поставить над спецом комиссара с револьвером, учредить военно-революционные трибуналы и орден за личное мужество в бою».