Ленин
Шрифт:
Подписи: Н. Ленин, Григорий (Г. Зиновьев), Марат (В. Шанцер), В. Сергеев (В. Таратута), Максимов (А. Богданов), Ю. Каменев.
21 февраля, Париж 1909 г.»{123}
Решили передачу денег произвести позже, после реализации акций. В ноябре В. Таратута с молодой женой вновь оказался в Париже и вручил Ленину более четверти миллиона франков (весьма большая сумма по тем временам). Из ряда денежных документов явствует, что до этого несколькими партиями большевикам было передано еще более полумиллиона франков… Лидер большевиков зафиксировал это в акте, копия которого осталась в партийном архиве:
«Согласно решению
13. Х1.09. Н. Ленин»{124}.
А Елизавете Шмит и Виктору Таратуте выдали расписку:
«Тов-щам Е.Х. и В-ру.
Мы, нижеподписавшиеся, действующие в вопросе о деньгах, а также по доверенности тов. Вишневского, заканчивая дело, которое велось всей коллегией Б.Ц., и принимая остатки этих денег, берем на себя перед Вами обязательство: отвечать перед партией коллегиально за участь этих денег.
Н. Ленин.
Гр. Зиновьев»{125}.
Но, как оказалось, на этом дело «закончить» не удалось. После новых попыток к объединению большевиков и меньшевиков по инициативе последних остро встал вопрос: нужно объединить и партийную кассу. Но кто тогда будет их хранить, кто будет держателем капитала, который включал в себя, конечно, не только шмитовские деньги. После долгих горячих споров договорились (с согласия этих лиц), что депозитариями средств РСДРП будут такие известные германские социал-демократы, как К. Цеткин, К. Каутский и Ф. Меринг. Значительная часть средств была положена в банк на имя этих людей. Но объединение большевиков с меньшевиками оказалось фикцией, и в партии, по любимому выражению Ленина, продолжалась бесконечная «склока». «Держатели» денег были поставлены в трудное положение судей, ибо теперь они могли выдавать эти деньги, подвергаясь давлению и обвинениям с двух сторон. Ленин потребовал возвращения денег от «держателей» в большевистскую кассу. Первым ответил К. Каутский.
«т. Ульянов,
Ваше письмо получено. Вы получите ответ тогда, когда я договорюсь с госпожой Цеткин и г. Мерингом. Вероятно, Вы знаете, он отказался от своих функций депозитера из-за своей болезни. В результате этого депозитеры не могут принять никакого решения в случае разногласия во мнениях.
2 октября 1911 г. К. Каутский».
Ниже здесь же следует приписка: «Моя работа страдает от большого расточительства времени и сил для этого безнадежного дела. Поэтому я больше не в состоянии продолжать свои функции.
С парт. приветом – К. Каутский»{126}.
Но неожиданно «заупрямилась» вернуть средства К. Цеткин, считая, что деньги принадлежат всей партии. Началась долгая тяжба с привлечением адвокатов, раздраженной перепиской, колкостями в адрес держателей денег. В своем письме к Г.Л. Шкловскому по поводу отказа Цеткин вернуть деньги только большевикам Ленин по ее адресу допускает выражения совсем не джентльменского характера: «Мадама» столько налгала в ответе, что она запутывается все больше…»{127} Дело дошло до долгого судебного разбирательства: Ленин требовал, чтобы все «держательские деньги» были возвращены большевикам. Вождь большевиков оказался цепким господином, что касалось денег. В фонде, который долгие десятилетия был закрыт, содержится ряд документов, подобных письму Крупской
«Сударь,
Мой муж, господин Ульянов, уехал на несколько дней, он просил передать Вам для ознакомления следующие документы.
…Письмо трех держателей, датированное 30 июня 1911 г. Извещение директора агентства Национального банка в Париже от 7 июля 1911 г. о посылке госпоже Цеткин чека на 24 455 марок и 30 шведских облигаций.
…Резолюция РСДРП (январь 1912 г.) по поводу той суммы, которая находилась у госпожи Цеткин.
4 ул. Мари-Роз
Париж XIV
23. V.1912 г. Н. Ульянова»{128}.
Цеткин держалась, выдавая деньги на различные совещания, но, похоже, спор вокруг этих сумм не затихал, пока их не погасила начавшаяся мировая война. Но это была меньшая часть средств; большая все время была в распоряжении большевистского центра, а фактически Ленина.
Ленин был главным «держателем» и распорядителем партийных средств. Например, в августе 1909 года Ленин шлет распоряжение в контору Национального учетного банка в Париже продать принадлежащие ему ценные бумаги и сообщает, что он выдал А.И. Любимову чек на сумму 25 000 франков{129}. Эмигранты-революционеры находились всегда в большой финансовой зависимости от лидера большевиков.
Противники большевиков, зная о нравственной подоплеке «дела Шмита», пытались не раз представить В. Таратуту то провокатором, то «грязным типом», «партийным сутенером», который «обеспечивает Ленину финансовую сторону его сомнительной деятельности». Но Виктор Таратута не только в дореволюционное время занимался финансовыми делами большевиков, как небезызвестный Ганецкий, он и после октября 1917 года пользовался в этих вопросах большим доверием Ленина. На жалобы В. Таратуты о нападках на него Богданова, других социал-демократов по инициативе Ленина было принято специальное постановление Большевистского центра, носящее характер партийной индульгенции, в котором подчеркивается, что все происходящее «не вызвало ни малейшего ослабления доверия Б.Ц. к товарищу Виктору»{130}.
В партийную кассу, а значит, и к Ленину, поступали деньги не только от пожертвований С. Морозова, Н. Шмита, М. Горького, но и от некоторых других состоятельных людей. Одним из них был, например, А.И. Ерамасов, предприниматель из Сызрани, с которым В. Ульянов познакомился еще в мае 1890 года. Тогда молодой Ерамасов интересовался работой революционных кружков в Сызрани и даже принимал в них участие{131}. Через полтора десятка лет Ленин вспомнил о нем и из Женевы обратился к сызранскому промышленнику с просьбой организовать денежную помощь для издания большевистской газеты «Вперед»{132}. Некоторое время спустя он вновь пишет письмо Ерамасову с аналогичной просьбой. Через Анну Ильиничну, по косвенным данным, такая помощь от Ерамасова поступала.
Тема «Ленин и Горький» особая, и мы ее еще коснемся в книге, но здесь нам нужно лишь подчеркнуть, что крупный русский писатель, слава которого была в зените еще до революции, много помогал большевикам материально. Что не мешало, однако, писателю в критические моменты истории (не при Сталине!) занимать самостоятельную позицию. А что она была самостоятельной, наглядно свидетельствует сборник статей Горького «Несвоевременные мысли», включивший в себя статьи за 1917–1918 годы, опубликованные в его газете «Новая жизнь»{133}.