Ленинский. Неизбежность бури.
Шрифт:
Глава 5
Занимался рассвет. Красное холодное солнце медленно старалось занять свое место на небе. Сквозь рваные дыры облаков его нежно-розовые косые лучи, словно от далекого и мощного прожектора, упирались в предрассветный туман, расстилающийся над землей. Давно ставшие привычными глазу, преимущественно серо-ржавые краски города теперь приобретали розовые оттенки. Верхняя прозрачная дымка тумана сплошь преобразилась розовым цветом и издали стала напоминать сладкую сахарную вату.
Командир не существующего теперь взвода БМД-26, капризами судьбы ставших единственными уцелевшими боевыми машинами после того, как крылатые ракеты сравняли с землей место дислокации не существующей ныне 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ, старший лейтенант Сергей Герасимов сидел на своем привычном месте, на правом борту машины, прислонившись к башне спиной. Его выцветший, бывший когда-то черным танковый шлем сдвинут на затылок, оголяя короткие, слегка волнистые светлые волосы с небрежной косой челкой. Его могучую фигуру, выделяющуюся на фоне остального десанта, обтягивает камуфляжный комбинезон серо-коричневого цвета. На ногах черные ботинки с высоким берцем на шнурках. Поверх комбеза надет бронежилет с защитным нагрудником и модульным жилетом-разгрузкой. На левой стороне груди к разгрузке крепится штык-нож, прямо на груди бинокль. На левом плече закреплен противогаз. На поясе в черной кожаной кобуре ПМ и два запасных магазина к нему. Автомат АК-74 со сложенным прикладом лежит на коленях, отбрасывая светло-розовые блики вороненым стволом, подпрыгивая в такт движению боевой машины. Серые глаза внимательно осматривали ближайшую, прилегающую к маршруту территорию. Легкие совершали глубокий вдох, всасывая горький табачный дым сигареты, услужливо поднесенной к губам кистью правой руки, на которую надета кожаная перчатка без пальцев.
Справа в ряд сидят еще трое бойцов. С другого борта сидят четыре человека. Все бойцы вооружены автоматическим оружием – старым добрым АК-74, и один с СВУ (ОЦ-03)7.
Память из раза в раз возвращала его в ту теплую летнюю ночь, когда взвод старшего лейтенанта Герасимова, состоящий из четырех БМД-2, замыкал двигающуюся на марше после долгих учебных маневров колонну…
***
Бригада почти в полном составе возвращалась с учебных маневров, продлившихся несколько месяцев. По этому случаю, надо сказать, настроение у всех было приподнятым. Поэтому когда на крутом подъеме последняя машина взвода зацепила предыдущую, оборвав траки обоим, то у меня не то что желания ругаться не возникло, даже наоборот, захотелось помочь. Доложив командиру о происшествии, я отправил в расположение две другие машины взвода вместе с колонной, а сам, спешившись со своей машины, остался с обездвиженными БМД-2, которых мы между собой прозвали «будками» из-за их формы.
Стояла глубокая ночь, темно – хоть глаз выколи. Пахло пылью и чем-то сладко-цветущим. Дул теплый ветер, шумно шелестя листвой в кронах низких придорожных деревьев, иногда принося из оврага прохладу. В высокой траве сверчки исполняли свои стрекочущие песни. Я размял затекшие за время марша мышцы и закурил. Метрах в сорока впереди, на подъеме с крутого оврага застыли две «будки». Вокруг них кружился экипаж и десант, высыпавший из отсеков и теперь активно разминающий мышцы. Особо участливые и неравнодушные десантники, попутно высказывая в резкой и нецензурной форме свои соображения по поводу произошедшего, пытались влезть между механиками для оказания посильной помощи, за что были отосланы по известному всем адресату. Сержант Ефименко и сержант Филатов, командиры машин, уставились на сорванные гусеницы, видимо, соображая, с чего тут лучше начать: либо с намыливания шеи механикам-водителям, либо непосредственно с ремонта ходовой, о чем тихонько вполголоса говорили друг с другом.
Насладившись ночной прохладой и выбросив окурок в ближайшие кусты, я потопал к месту аварии. Подойдя к машинам, увидел, как мехводы, согнувшись над порванными траками, уже работают над устранением повреждений, разбросав вокруг себя из открытого металлического ящика инструменты. Переноска с яркой лампой на конце, выползая и извиваясь по броне из открытого люка машины, свисала с края, обеспечивая достаточную видимость.
– Хрен его знает, командир, как так вышло, – повернув набок голову, начал было оправдываться сержант Николай Филатов, вообще-то толковый парень.
Я только махнул рукой, мол, и так понятно, продолжай. Десантники, дремавшие в отсеках во время марша, теперь развалились в траве по сторонам дороги, неспешно и тихо о чем-то разговаривая. Вдали, чуть ближе к горизонту, уже видны прожектора, освещающие место дислокации бригады. И к ней ярко-красной змеей задних стоп-огней двигалась колонна десантников, оставляя за собой плотный пылевой след. Чуть дальше, но уже за горизонтом, в поселке Поливно, ждет меня беременная жена. В предвкушении встречи даже табак не казался обычно горьким, но даже наоборот.
Я поднял голову вверх, залюбовавшись звездным небом с тусклым огрызком от луны. За спиной ребята лязгали металлом о металл и тихо, вполголоса бормотали традиционные для таких случаев матерные заклинания.
– Почти готово, командир! – выныривая откуда-то из-под машины с большим гаечным ключом в руках и вытирая рукавом нос, доложил Филатов. – Сейчас только гаечку затянем, гуску натянем и поедем.
Через некоторое время, когда ремонт был завершен и экипаж с десантом принялись занимать свои места внутри бронированных машин, высоко в небе, у самого горизонта, появились инверсионные или, как еще их принято называть, конденсационные, сначала короткие, но стремительно вытягивающиеся светло-оранжевые линии. С каждой секундой их количество возрастало.
Внутри у меня тогда что-то оборвалось. Я ведь понял, что это такое. Но голова продолжала трезво мыслить, не поддавшись эмоциям. Заглянув каждому в открытый люк, я отдал распоряжение отвести машины обратно, на самое дно оврага. Спустившись, стали ждать. Стояла могильная тишина, даже дыхания слышно не было, но чувствовалось напряжение, оно, как будто густым киселем, залило внутреннее пространство десантного отделения «будки».
А потом это случилось.
Случилось, и не раз. Земля содрогнулась, еще раз и еще, одновременно сквозь оптику внутрь бронированных машин врывались яркие вспышки, резкие, словно разряды молний. Не буду рассказывать, что творилось в тот момент в машине и кто и что испытал каждый из нас в тот момент. Всем нам, тем, кто выжил, и так все это известно.
***
Иногда Сергей за бутылочкой-другой рассказывал о себе, о жене, о годах службы и о друзьях, оставшихся за той инверсионной бело-оранжевой чертой следа от крылатой ракеты, разделившей жизнь на до и после. Но, изрядно захмелев, всегда заканчивал рассказ той последней ночью «до» и проклятиями в адрес тех, кто устроил судный день. Также рассказывал о том, как после долго скитались, опасаясь радиации, истребляя в пищу зверье. А когда пыль пожарищ стала потихоньку оседать, то приняли решение заехать в город, точнее, в то, что от него осталось, в попытках обнаружить выживших и примкнуть к ним. Дислокацию 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ разбомбили основательно, не оставив, как говорится, камня на камне. Так как служили в ней в основном контрактники, квартирующие в расположенном рядом поселке Поливно, то и поселок этот также сравняли с землей, не оставив ни единого уцелевшего домика.
***
При выезде с проспекта на кольцо Сергей заметил, как от угла высотки из тени отделилась высокая фигура в темном с закинутым на плечо автоматом. Фигура встала возле дороги, выставив перед собой руку с поднятым большим пальцем вверх, будто голосует на трассе.
«Это еще что за турист, епрст?» – подумал Герасимов.
– Иваныч? – с вопросительными нотками послышался голос мехвода из открытого люка.
– Не тормози, Костян, подъедем, посмотрим, что это за турист такой! – крикнул внутрь машины Сергей и добавил уже десанту на броне: – Так, смотрим по сторонам и сидим на стреме!