Ленька Пантелеев
Шрифт:
– Очень жаль, что нет зеркала. Ты бы посмотрел на себя... Такие оборвыши по большим праздникам у Покрова на паперти стояли.
– А ты-то, думаешь, лучше?
– Да уж... Могу себе представить, какая я красотке... Господи, хоть бы иголка и нитка были...
Ленька сделал еще два-три шажка и так резко повернулся, что бидончик чуть не слетел с его головы.
– Мама!
– воскликнул он.
– Погоди! А где твоя сумочка?
Он ожидал, что она испугается, вскрикнет, заохает, заужасается, начнет хлопать себя по бокам. Но она даже шага не убавила.
– Идем, пожалуйста, -
– Нет, правда, мама!.. Я же не шучу. Где твой ридикюль?
– Это я у тебя должна спросить.
– Почему у меня?
– Потому что я надеялась, что ты принесешь его мне.
– Откуда принесу?
Она взяла его за плечо.
– Идем, мальчик. Не будем особенно волноваться. Я забыла сумочку в сарае, где мы ночевали.
Бидончик сполз с Ленькиной головы на плечо, проехал по груди и по животу и плюхнулся в траву к ногам мальчика. Оказалось, что не матери, а самому Леньке пришлось ужасаться и хлопать себя по коленкам.
– Мама!
– вскричал он.
– Почему же ты мне не сказала?!
– А потому, что я поздно спохватилась. Тебя уже не было.
– У тебя же там деньги!
– Да, все деньги...
– Как же мы будем жить?!
– Не знаю... Бог милостив, как-нибудь...
Ленька поднял бидончик, сунул его в руки матери.
– Мама... на, подержи...
– Что еще?
– Я сбегаю.
– Куда сбегаешь?
– В Быковку... Ты не бойся. Теперь я дорогу знаю. Я быстро... Я найду...
Она схватила его за шиворот.
– Ну, нет, мой дорогой. Второй раз этого не случится...
– Мама, отпусти!
– кричал Ленька.
Но она уже быстро шла и тащила его за собой.
– Мама!! Да отпусти же!.. Ты меня задушишь.
– Не отпущу!
– Ну, ладно, хорошо, - говорил он, спотыкаясь и чуть не падая. Хорошо... я не пойду в Быковку.
– Поклянись.
– К-клянусь, - выдавил он из себя и только после этого был пощажен и получил свободу.
И опять они шли - межами, тропинками и дорогами. И чем дальше шли, тем длиннее становилась большая черная тень, которая, не останавливаясь, бежала впереди, указывая им путь на запад. А над головами путников, тоже ни на минуту не отставая от них, кружил в безоблачном небе жаворонок. Все жарче и жарче припекало затылок и спину солнце. И волнами ходило, перекатывалось по сторонам что-то зеленое и золотистое - иногда повыше, иногда пониже, иногда посветлее, иногда посмуглее...
...Волгу они не увидели, а услышали. Ленька остановился и сказал:
– Мама, ты слышишь?
Где-то не впереди, а несколько правее, за косогором, тоненьким пчелиным басом гудел пароход.
Не сговариваясь, женщина и мальчик свернули с тропинки, путаясь в траве, пересекли поле, взбежали на косогор и дружно, в один голос закричали "ура!".
Внизу - совсем близко, в двух-трех сотнях шагов от них, плескались волны широкой реки. Солнце, которое почему-то переместилось, как показалось Леньке, с востока на север, кидало свои лучи прямо по ее течению, и по этой трепетной розовато-золотистой дорожке в сторону от Ярославля быстро шел, будто убегал, и тащил, уводил за собой на канате длинную плоскую баржу маленький, словно игрушечный буксирчик. На противоположном высоком берегу реки виднелись какие-то постройки, поблескивали стекла, что-то двигалось ехала телега или шли люди.
Через минуту путники уже сидели на песчаной отмели у самой воды, и опять между ними шел крупный разговор. Ленька хотел выкупаться, мать не разрешала.
– В конце концов ты забываешь, что ты болен.
– Чем я болен?
– Ах, ты даже не помнишь, что ты болен? У тебя дифтерит.
– Может быть, мне в постельку лечь?
Она засмеялась, потрепала его за ухо.
– Мурло ты мое! А ну, иди вымойся...
Засучив выше колен штаны, Ленька с наслаждением ходил по холодной воде, мыл руки, шею, лицо и, разгоняя радужный лиловатый налет нефти, украдкой пил горстями пресную сладковатую воду. Александра Сергеевна тоже занялась туалетом, - выстирала чулки, носовые платки, вымыла голову.
Потом они долго лежали на теплом песке, сушили белье и подсыхали сами.
– Что же мы будем делать дальше?
– проговорила наконец Александра Сергеевна.
– Я и сам об этом думаю.
– Ты же, наверно, кушать хочешь?
– А ты?
– Нет, я почему-то не хочу.
– И я тоже не хочу.
Но через минуту, помолчав, он сказал:
– Жалко, что тут нет черепах.
– Зачем тебе вдруг понадобились черепахи?
– Можно было бы набрать яиц и сделать яичницу.
– Ну, милый, я думаю, сейчас ты удовольствовался бы и куском хлеба с солью...
И все-таки Александра Сергеевна не торопилась. Ленька чувствовал, что мать даже думать боится о том, что рано или поздно придется переправляться на ту сторону. Солнце стояло уже высоко, песок стал горячим, но волосы у нее почему-то сохли очень долго. Чулки понадобилось перестирывать. Наконец наступила минута, когда ей все-таки пришлось сказать:
– Ну, что ж...
– Давай полежим еще, - великодушно предложил Ленька.
– Нет, надо идти, - вздохнула она.
– А куда же мы пойдем?
– Поищем, нет ли поблизости какой-нибудь переправы.
– Может быть, тут мост есть?
– Нет, к сожалению, мостов тут нет.
...Первое живое существо, которое они встретили на берегу, был теленок. Маленький, тонконогий, рыженький, он стоял, расставив передние ножки, и осторожно тянул воду, постегивая себя по бокам кисточкой хвоста. Ленька подбежал к теленку, стал гладить его, чесать его жестковатую шерстку. Теленок оторвался от воды, посмотрел на мальчика круглым глуповатым глазом, почмокал толстыми губами и, припав к прозрачной воде, снова замахал, заработал хвостиком.
– Мама, ты знаешь, если тут есть телята, - значит, тут и люди есть, сделал заключение Ленька. И не ошибся. Через минуту они заметили дымок, а подойдя ближе, увидели кривобокую дощатую хибарку, рыбачьи сети, растянутые вдоль ее стен, и - самое главное - лежащую на песке, опрокинутую черным смоленым днищем вверх - большую лодку.
Из хибары вышел старик в холщовой неподпоясанной рубахе. Заслонясь рукой от солнца, он хмуро смотрел на приближающихся путников.
– Здравствуйте, дедушка!
– еще издали крикнула Александра Сергеевна.