Лента Мёбиуса
Шрифт:
И хотя, повторяем, всего этого гофмаршал не знает (заметим попутно, что именно это ему как раз и полагалось бы знать), тем не менее, после вопроса короля он внутренне напрягается, понимая, что странная метода лейб-медика все болезни лечить исключительно рвотным, клистирами и пусканием крови уж слишком сильно отдает средневековым шарлатанством.
– Ваше величество, доктор медицины Зигфрид фон Краузе, – заявляет гофмаршал, стараясь говорить с достоинством, – имеет диплом об окончании с отличием
Пастеровского
Государь морщится.
– Что значит – c отличием? Я вот, например, из двоек не вылезал, а стал, как видишь, королем, а другой и ведет себя примерно, и учится блестяще, а всю жизнь в
официантах… – король останавливается, вспомнив, что с официантами в Асперонии просто труба, – или детей в школе воспитывает, или метлой машет, или пиццу развозит, или собачек дрессирует, или бумажные кульки в тюрьме клеит, или еще что-нибудь делает – такое же несерьезное и глупое… С отличием окончил… Мало ли кто там что-то с отличием окончил! Ты скажи, откуда он взялся, этот твой херов доктор медицины, если он меня никак от бессонницы вылечить не может? Какой такой еще Пастеровский институт?.. Я хоть и король, и, как ты понимаешь, совершенно не обязан знать многое из того, что просто обязан знать каждый порядочный гофмаршал, но я твердо уверен, что Пастеровский институт вообще невозможно окончить, тем более с отличием… Догадываешься, почему?..
Гофмаршалу становится дурно, но у него все же достает сил, чтобы пролепетать:
– Но у него же диплом, ваше величество…
Король в сердцах восклицает:
– Дурррак! Пусть он подотрет себе задницу этим дипломом! Пастеровский институт невозможно закончить по той простой причине, что это институт не учебный, а научно-исследовательский… Ты об этом знал?
Круглое лицо гофмаршала вытягивается. Если король докопается до истины, не миновать Шауницу виселицы… И хорошо, если виселицы.
На прошлой неделе en flagrant d'elit сцапали одного цыгана, который глухой ночью пытался укатить коллекционную мортиру из королевского парка. Мортира весила добрую тонну, и цыган предполагал сдать ее в утиль на металлолом. Бедняге не хватало денег на покупку гитары и лошади.
Так вот, вора казнили. Совершенно справедливо казнили, в соответствии с суровыми законами королевства, но как!..
Цыгана заключили в прозрачную камеру и потом запустили туда полсотни голодных крыс…
Чтобы удобнее было наблюдать за истошно оравшим государственным преступником, камеру установили в самом центре столицы, на площади Победы, аккурат рядом с Аполлоном…
И целых два дня, пока грызуны не утолили голода, каждый истосковавшийся по острым ощущениям асперон мог прийти и посмотреть, как цыган сражается с грызунами.
Вообще, в
Королева из окна королевской столовой, смакуя после изысканного обеда свой любимый черешневый ликер, обожает в двенадцатикратный полевой бинокль
наблюдать за казнями своих проштрафившихся подданных.
Правда, учитывая высокое положение Шауница, его вряд ли отдадут на съедение маленьким, симпатичным зверькам, но без виселицы не обойтись… И хотя монархия в Асперонии конституционная и королевская власть имеет строго ограниченные
пределы, привилегия казнить и миловать остается, как и сто, и двести лет назад,
исключительно за королем и королевой.
И придется висеть тогда и раскачиваться Шауницу под беспощадными ветрами,
которые уже множество столетий исправно проскваживают площадь Победы, дуя строго в западном направлении. И висеть ему до тех пор, пока его нежные окорока не станут подвяливаться и пованивать протухшей треской…
Картина, возникшая в развинтившемся воображении Шауница, настолько ужасна, что у него начинает ныть под сердцем. Ему хочется крикнуть, что он ни в чем не виноват! Что он ничего не знал! Что он хочет только одного, чтобы его оставили в покое и дали
остаток дней прожить в его загородном доме, где бы он проводил эти драгоценные для пожилого человека дни в покойном созерцании природы, слушая пение птичек и поливая цветы.
– Так ты знал о том, что твой Краузе мошенник? – еще раз спрашивает король.
Но фон Шауниц молчит. Он ждет, когда король выдохнется. Самсон вовсе не
злопамятен, и скоро он позабудет о своих вопросах, надеется гофмаршал.
Король, не дождавшись ответа, недоуменно пожимает плечами, потом с
брезгливым видом обходит лошадиную кучу, гофмаршал, превращенный волей
короля в ключника, понуро, но, стараясь сохранять внушительный вид, идет за ним следом, и они продолжают свой нескончаемый путь по бесконечным переходам,
залам и коридорам дворца…
Глава 2
Возле дверей в покои принцессы король и гофмаршал обнаруживают еще одну
кучу лошадиных экскрементов.
Шауниц чувствует, что у него от ужаса холодеет лысина.
– Это уже становится интересным… – с затаенной угрозой произносит король,
разворачиваясь лицом к придворному. – У этого проклятого непарнокопытного,