Лепестки на ветру
Шрифт:
Время, когда-то такое медлительное, стремительно понеслось: наша Кэрри была влюблена в Алекса! Любовь заставляла ее голубые глаза сиять, а ее крохотные ножки весело приплясывать, когда она стирала пыль, пылесосила, мыла посуду, прикидывала меню на следующий день.
— А он красивый, правда, Кэти? — спрашивала она, и я соглашалась.
Но по совести говоря, он был самым обыкновенным, приятным пареньком пяти футов и восьми или девяти дюймов ростом, с мягкими темными волосами, которые легко взлохмачивались, придавая ему вид потешной дворняжки, и от этого он
Слыша телефонный звонок, Кэрри вся так и трепетала. Ее переполняло ликование: ведь звонили, как правило, ей. Она писала Алексу длинные, страстные любовные стихи, давала мне их читать и прятала, так и не отправив тому кому они посвящались.
Я была счастлива за нее, да и она за себя тоже, потому что дела со школой шли весьма успешно, и со дня на день мы ожидали возвращения Криса!
— Кэрри, ты можешь этому поверить? Крис уже почти закончил свой дополнительный курс, он вот-вот приедет!
Она рассмеялась, кинулась ко мне и совсем как в детстве радостно бросилась в мои раскрытые объятия.
— Знаю! — воскликнула она. — Скоро мы снова соберемся всей семьей! Совсем как раньше! Кэти, угадай, как я назову своего сынишку, если он будет светленький и голубоглазый?
Мне не надо было угадывать, я и без того знала ответ: ее голубоглазого блондинчика-первенца будут звать Кори.
Смотреть на влюбленную Кэрри было сплошным умилением. Она перестала говорить о своем росте и даже перестала ощущать свою неполноценность. Впервые в жизни она начала краситься. Волосы у нее были от природы волнистые, но она укоротила их до плеч, и концы завились крутыми кольцами.
— Погляди, Кэти! — закричала она, явившись домой из косметического салона с новой модной прической. — Теперь моя голова не кажется такой большой, да? А ты заметила, как я подросла?
Я засмеялась. У нее на ногах были туфли на трехдюймовых каблуках и двухдюймовой платформе! Но она была права. Более короткая стрижка зрительно уменьшила ее голову.
Ее юность, очарование, радость так меня трогали, что сердце ныло от опасения, как бы что-нибудь не стряслось и не разрушило это счастье.
— Ох, Кэти, — сказала Кэрри, — мне и жить бы не хотелось, если бы Алекс меня не любил! Я буду ему самой лучшей женой. Наведу в доме такую чистоту, что даже пылинки не будет плясать в солнечном свете. И каждый вечер он будет есть изысканные блюда, которые я стану готовить, а не этот мороженый мусор, который по телевизору рекламируют. Я буду шить ему, себе и нашим детям. И разными способами сэкономлю ему кучу денег. Он мало разговаривает, а просто сидит себе и так по-особенному, ласково на меня смотрит. Поэтому я сужу о нем скорее по этим взглядам, а не по словам: он же почти ничего не говорит.
Я улыбнулась и обняла ее еще крепче. О, как я желала ей счастья.
— Мужчинам труднее рассуждать о любви, чем женщи-нам, Кэрри. Некоторым нравится тебя дразнить, и это
Было совершенно очевидно, что Алекс надышаться не мог на Кэрри. Он все еще подрабатывал в местном магазине электротоваров, одновременно занимаясь на летних курсах при университете, но каждую свободную минуту проводил с Кэрри. Я подозревала, что он уже сделал или вот-вот собирается сделать ей предложение.
Неделю спустя я внезапно проснулась среди ночи и обнаружила Кэрри, сидящей у окна моей спальни и смотрящей на туманные горы. И это Кэрри, у которой в отличие от меня никогда не было бессонницы. Кэрри, которой ничего не стоило проспать бурю с громом и смерчем, пронзительные звонки телефона в футе от ее уха и пожар в доме через улицу. Понятно, я встревожилась, увидев ее у себя. Я встала и подошла к ней.
— Солнышко, с тобой все в порядке? Ты почему не спишь?
— Мне хотелось побыть возле тебя, — прошептала она, по-прежнему не отрывая взгляда от гор, таких темных и таинственных в ночи.
Как и раньше они стояли стеной, замыкая вокруг нас кольцо.
— Сегодня Алекс попросил меня выйти за него замуж. — Она сообщила это ровным, скучным голосом, а я воскликнула:
— Как чудесно! Я так счастлива и за тебя, и за него!
— Он мне еще кое-что сказал, Кэти. Он все-таки решил стать министром!
— В ее голосе звучали боль и горечь, которым я не видела никаких причин.
— А ты не хочешь быть женой министра? — спросила я, в душе сильно испугавшись, она казалась такой отстраненной.
— Министрам свойственно искать в людях совершенства, —произнесла она жутким безжизненным тоном, — особенно в собственных женах. Я помню все, что о нас говорила бабушка. Что мы — дьяволово отродье, дрянные и порочные. Я обычно не понимала смысла ее слов, но запомнила слова. А она всегда называла нас отвратительными нечестивцами, которым лучше бы вообще на свет не родиться. И правда, разве стоило нам рождаться, Кэти?
Я поперхнулась, охваченная страхом, и проглотила вставший в горле комок.
— Кэрри, прежде всего, если бы Богу не было угодно наше появление на свет, он бы просто не даровал нам жизнь.
— Но… Кэти, Алексу нужна безупречная женщина, а я не безупречна.
— Так ведь никто не безупречен. Никто. Только покойные.
— Алекс безупречен. Он не совершил ни единого дурного поступка.
— Откуда ты знаешь? Разве он признался бы тебе, если бы такое случилось?
Ее милое юное личико было мрачно. Запинаясь, она стала объяснять:
— Знаешь, можно было подумать, что мы с Алексом знакомы уже целую вечность, хотя до недавнего времени он не очень-то о себе распространялся. Я-то болтала без умолку, но никогда не рассказывала о нашем прошлом. Упомянула только, что мы стали подопечными доктора Пола после того, как наши родители погибли в автокатастрофе. А ведь это ложь, Кэти. Мы не сироты. У нас есть мать.