Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол
Шрифт:
Измучившись от этих колебаний тревожных снов и беспокойной, смутной яви, Дивина с нетерпением ждала, когда же придет утро и кончится эта темнота, глубокая и широкая, как бездна. В голову лезли воспоминания двухлетней давности, заставляя снова и снова думать, виновата ли она, Дивина, в том, что все случилось именно так, как случилось. Казалось бы, ее вины нет, но все случилось из-за нее – с этим не поспоришь.
Это было осенью, два года назад. Шел первый снег, когда она медленно, с крошечным узелком в руке, шла по тропинке через лес. Все
Дивина шла и оглядывалась. Она смутно помнила эту рощу – но в тот раз, когда она попала сюда впервые пять лет назад, было лето, березняк зеленел, между зелеными ветками на траву падало солнце, лучи путались в свежей мягкой траве, играли на красных ягодках земляники. Она собирала землянику, иногда кричала «ау!» в ответ, но женские голоса, зовущие ее, становились все тише, все дальше, пока не затихли совсем. Девочка, которой тогда едва исполнилось двенадцать лет, вдруг осознала, что осталась одна, что совсем не знает, где ее мать, няньки, девки, с которыми она пошла сегодня собирать землянику. И в какой стороне Радегощ, тоже не знает.
Дивина ясно помнила свои тогдашние чувства – ей было беспокойно, но не страшно. Лес вокруг был красивый, светлый, приветливый, березы стояли не густо, рощу насквозь было видно, и нигде вроде бы не могла притаиться никакая опасность – но все здесь было какое-то не такое. Она шла все медленнее, потом остановилась, и тут из-за берез показалась женщина – незнакомая. Это была совсем чужая женщина, и она в этом лесу была дома. Средних лет, рослая, крепкая, она была не так чтобы красива, но ее простое загорелое лицо с первыми морщинками в уголках глаз было приветливо, и девочка ничуть не испугалась. На голове женщины был старинный убор с двумя как бы коровьими рогами, а весь облик дышал такой уверенностью, опытностью, силой, что хотелось довериться ей во всем, как родной матери.
– Не бойся, дочка! – сказала ей Мать. – Идем со мной. Я тебя в хорошее место отведу, там тебя укроют, никакая беда тебя не достанет.
– А здесь есть беда? – спросила девочка, однако же послушно вкладывая свою руку в сильную, загрубелую ладонь женщины.
– Беда тебя от рождения стережет, да и защита рядом ходит. Я тебя уведу от беды. Отведу тебя к Деду, он тебя укроет, уму-разуму научит, а потом, как будет можно, опять в белый свет выведет. Только смотри его слушайся.
– Хорошо. – Девочка кивнула.
На ее месте можно было бы задать много вопросов, но она каким-то чутьем понимала: спрашивать не надо, она и так скоро узнает все, что ей нужно знать, а чего не нужно, то больше не имеет никакого значения. Сама ли она перешла грань, или женщина в рогатом венце незаметно перевела ее, но теперь она была в другом мире – на Той Стороне. Она уже не помнила того дома и тех людй, от которых ушла
– Далеко еще идти? – только спросила она.
– Близко. Вот и дедушка.
Березы расступились, подобрали зеленые крылья, между ними открылась поляна. На поляне стояла избушка с конской головой на кровле, а на крылечке сидел рослый, крепкий старик с длинной, совсем белой бородой и плел лычак. Услышав шум травы под их ногами, он поднял глаза и улыбнулся, и девочка замерла: никогда она не видела у человека таких ярких, как молодая трава, искрящихся зеленых глаз. Глаза смотрели на нее приветливо, ласково, радостно, как будто она была родной внучкой этого старика и наконец пришла к нему с гостинцами от родных…
И она тоже вдруг обрадовалась: в этом старике собрались не только оба ее родных деда, которых она не успела узнать, но и прадеды и прапрадеды вплоть до того Деда, от которого пошли все кривичи, а за ним – и сам Род. Все их души после смерти ушли в Лес на Той Стороне, этот самый – то дремучий, темный и пугающий, то светлый, ласковый и приветливый. Здесь ее знали, здесь ее любили и ждали, здесь ее готовы были защитить от любой опасности и научить тому, чему на внешней, человеческой, стороне, никто не научит.
– Ну, здравствуй, внучка! – сказал старик и поднялся ей навстречу. – Дошли-таки?
Девочка обернулась – но позади никого не было. Приведя ее сюда, Мать тотчас исчезла, и больше Дивина ее не видела.
То есть Дивиной ее стал звать сам Лес Праведный. До того у нее было другое имя, но она его сейчас не помнила. Она не помнила ничего из своей жизни до того дня, когда вошла в рощу. Даже утра не помнила, не могла сказать, кто были те женщины, которые сначала кричали «ау!», а потом все-таки потеряли ее. Она знала только, что Мать увела ее от какой-то опасности, которой она иначе не могла избежать, и поручила покровительству Леса Праведного. И в той избушке она прожила пять лет.
А потом наступило осеннее утро, когда Лес Праведный привел ее к трем большим старым липам. Под ногами было сплошное покрывало золотисто-желтого палого листа, а наверху кроны трех могучих деревьев плотно смыкались, образуя над головой такую же золотую кровлю. Это было похоже на дом из золота с черно-коричневыми столбами. В той, что стояла посередине, имелось огромное дупло – от корня до верхушки, так что вся липа напоминала домовину, корнями растущую из земли, а вершиной уходящую к небесам. На самом деле это были ворота.
– Здесь простимся с тобой, внученька! – сказал ей Лес Праведный и передал в руку узелок. Он остался так же силен и крепок, словно дуб, только глаза у него осенью стали не зеленые, а рыжевато-бурые, со стальным отливом под цвет хмурого неба. – Теперь твоя наука там, – он показал на старую дуплистую липу, – нужна. Иди. Такая твоя дорога.
Дивина вошла в дупло липы и тут же увидела отверстие дупла снова перед собой. Сделав еще шаг, она опять оказалась на поляне. Та же липа была позади нее, две такие же, только без дупел, – по сторонам.