Лес Рук и Зубов
Шрифт:
У подножия с обратной стороны холма стоят ворота, от которых в Лес уходит тропа, похожая на шрам среди деревьев. Точно такая же тянется в Лес от собора, и, хотя обе они огорожены заборами, Сестры и Стражи строго запрещают по ним ходить.
Это просто никчемные полоски земли, заросшие ежевикой и сорняками. Ворота у начала обеих троп на моей памяти ни разу не открывались.
Никто не помнит, куда они ведут. Одни говорят, что это наши пути отступления на случай вторжения Нечестивых, другие — что по ним можно ходить в чащу Леса за дровами. На деле нам известно лишь то, что одна тропа
Наши попытки сохранить историю потерпели неудачу. Это напоминает мне игру, в которую мы часто играли в школе: ученики садятся в круг, и один шепчет на ухо другому какую-нибудь фразу. Когда фраза доходит по цепочке до последнего ученика в круге, тот произносит ее вслух. Как правило, она не имеет ничего общего с первой.
Вот так и выглядит теперь наша жизнь.
IV
Лишь ближе к вечеру я спускаюсь с вышки и возвращаюсь в собор, где меня уже поджидают Сестры.
— Так ты решила стать одной из нас? — спрашивает Сестра Табита, стоя перед алтарем в окружении двух других Сестер.
— У меня нет выбора, — признаюсь я.
Она неодобрительно поджимает губы, разворачивается и стремительно проходит в дверь, спрятанную за занавесом рядом с кафедрой.
— Ступай за мной, — приказным тоном говорит она, и я подчиняюсь. Две Сестры семенят следом.
Мы проходим по коридору вглубь собора — так далеко я прежде не забиралась — и останавливаемся у тяжелой деревянной двери, окованной железом. Сестра Табита открывает ее, берет свечу со столика внутри, и мы вместе спускаемся по крутой каменной лестнице. Воздух здесь холодный и влажный, а в самом низу перед нами открывается гулкий, похожий на пещеру зал с пустыми полками.
Мы идем дальше и останавливаемся в самом темном углу зала. Я мысленно твержу, что мне нечего бояться в этом жутком месте, что Сестры неопасны, наоборот, они защищают жителей деревни. И все же неприятный холод пробирает меня до мозга костей.
Сестра Табита отодвигает штору — за ней оказывается еще одна массивная дверь, — снимает с шеи ключ, отпирает замок и манит меня за собой. Мы попадаем в очередной коридор, больше похожий на туннель: стены и пол здесь земляные, а потолок поддерживают толстые деревянные балки. Вдоль стен находятся полки с небольшими квадратными ячейками; почти все они пусты, лишь кое-где виднеются пыльные бутылки.
— Тебе известно, что давным-давно, за несколько веков до Возврата, это здание стояло на плантации? Что здесь была винокурня? — спрашивает меня Сестра Табита.
Эхо наших шагов отдается в коридоре, пламя свечи тревожно дрожит. Сестра прекрасно знает, что ничему подобному нас в школе не учили, и, не дождавшись ответа, продолжает:
— Вместо Леса вокруг деревни простирались виноградники. Обширные поля до самого горизонта. Стражи до сих пор время от времени натыкаются на участки забора, увитые виноградными лозами.
Туннель плавно поворачивает влево. Порой в стенах нам попадаются рассохшиеся и покореженные двери с крепкими железными
— Вино бродило в бочках под собором, но делали его не здесь, — продолжает она.
Наконец мы упираемся в тупик; отсюда наверх ведут деревянные ступени, врезанные прямо в землю. Сестра Табита поворачивается ко мне. Я бросаю взгляд ей за спину и вижу в потолке деревянный люк.
— Вино делали в другом месте, — властным тоном продолжает она, чтобы я не отвлекалась. — Ягоды давили ногами; от такой работы повсюду грязь и насекомые, поэтому специально для этих целей неподалеку стояла давильная. Этот туннель соединял ее с собором, по нему готовое сусло приносили сюда для брожения. Когда почва истощилась, виноградники забросили, а давильная со временем обветшала и рухнула. Но сама винокурня — наш собор — уцелела, потому что была построена из камня.
Сестра Табита медленно поднимается по ступеням, сгибаясь в три погибели под самым потолком. Там она отпирает три замка на люке и возвращается к нам, оставив его закрытым.
— Давильная стояла здесь, — говорит она, грубо подталкивая меня к ступеням, так что я чуть не падаю.
Поднявшись к люку, я вжимаюсь спиной в шершавое дерево, окованное железом. Конечно, я и раньше знала, что Сестры бывают очень строги, нерадивых учеников они даже поколачивали. Но я никогда не видела их такими грубыми, холодными и отстраненными.
— Открывай, Мэри, — приказывает Сестра Табита.
Ее низкий, зловещий голос наводит жуть, и я с ужасом понимаю, что выбора у меня нет. Надавив спиной на люк, я распахиваю его, и он с грохотом падает на землю.
Сестра Табита тотчас принимается меня толкать: если я не выберусь наружу, то кувырком слечу вниз по лестнице. Я выпрямляюсь, словно вырастая из-под земли, и вдруг кто-то с силой пихает меня в ноги. Я оказываюсь на четвереньках в траве, сосновые иголки впиваются в ладони. Слышно птичье пение, под босыми ногами сухая трава, но от растерянности я не могу сообразить, куда попала. А потом до меня доносится первый стон. Чересчур громкий, чересчур близкий…
Я инстинктивно вскакиваю и приседаю, выставив перед собой руки и оскалившись. Попробуй только подойти! Я верчу головой из стороны в сторону: все вокруг как в тумане. Лихорадочно оглядываюсь на люк, но путь обратно, в безопасный подземный туннель, загораживает Сестра Табита.
— Вы что творите?! — ору я.
Мой голос хрипит от страха, слова с трудом вырываются из горла, потому что одновременно я пытаюсь глотать воздух. Руки уже ощупывают землю в поисках какой-нибудь палки или оружия, а стоны все ближе и ближе… Тут раздается знакомый лязг. Нечестивые дергают железную сетку.
Я наконец-то нахожу в себе силы оглянуться по сторонам. Вокруг меня небольшая полянка, окруженная забором в два моих роста. Со всех сторон подступают Нечестивые. Сделай я два шага — и они дотянутся. Кровь бушует в моих венах, панический ужас затуманивает зрение, руки дрожат и пульсируют в такт сердцу.