Лесь
Шрифт:
То, что он увидел сразу же, было крайне непонятным. Красноречивое состояние прихожей и ванной, а также очевидные изменения в декорации комнат, неопровержимо доказывали, что жена побывала дома во время его отсутствия.
Убедившись в том, что она здесь на самом деле была, Лесь почувствовал сперва прилив утешения, а потом потрясения. Присутствие жены вместе с произведённым беспорядком было чем-то беспрецедентным. Что-то должно было произойти и что-то такое страшное, что Лесь не мог вообще себе представить. Вместо того, чтобы навести порядок и в этой обстановке, с претензией и упрёками, без сомнения, справедливыми, ждать его, жена, наоборот, увеличила беспорядок и беззаботно ушла. Это было так поразительно,
Испуганный до невероятной степени Лесь перестал думать и хладнокровно оценивать обстановку. Он стремительно бросился наводить порядок, словно решил побить все рекорды, словно от этого зависела его оставшаяся жизнь.
Упавшая в ванне вешалка никак не хотела возвращаться на своё место. Даже на мгновение Лесю не пришла в голову мысль, чтобы оставить это на более позднее время. Он вытащил свой слесарный инструмент, стукнул молотком в стенку раз и другой, пробил в стенке ванной дырку до самой комнаты и отбил большой кусок штукатурки, пыль от которого густым слоем покрыла всю одежду из шкафа, пол и мебель. Пришлось в значительной мере увеличить работу по наведению порядка.
Находящиеся до сих пор на первом плане результаты игры в тото-лотко совершенно отошли в сторону. Получив дополнительный импульс, ведомый паническим ужасом перед неизвестным, таинственным катаклизмом, Лесь впал в отчаяние. У него не было навыков штукатурных работ, да и подходящего материала не было под рукой. Кое-как он все же заделал стенку, высушил её с помощью фена для волос, заделал с помощью гипса дырки к вешалке в ванной, повесил занавески на окна, подумывая, не выстирать ли их одновременно, и приступил к приведению в порядок пола. В начале первого ночи весь паркет уже блестел, а Лесь выносил из ванной килограммы песка, цемента и гипса, которые закрыли все отливы. В половине второго он завершил, наконец, свой гигантский, титанический, поистине геркулесовский труд, упал на кухонную табуретку и попытался упорядочить свои мысли.
Касеньки все ещё не было. Очевидно, она не бросила его, потому что все её вещи остались на месте… Какое-то несчастье? Катастрофа?!.
В течение следующих двадцати минут он обзвонил уже все дежурные больницы, скорую помощь и милицию. Никто из них ничего не знал о Касеньке.
Лесю становилось все хуже и хуже. Стараясь проанализировать положение, он вспомнил проклятое, забытое тото-лотко. Это было уж слишком. Он ощутил ком в горле, замешательство в голове и необычайную дрожь в области желудка. Он был смертельно измучен после каторжной работы по наведению порядка, но не мог усидеть на месте, гонимый нервным напряжением, которое давно уже перешло границу истерии. Он поспешно встал, оделся и выбежал из дому.
Как раз через десять минут после него возвратилась Касенька.
Её друзья, выказывая неуёмные способности к развлечениям, проявили творческий талант и придумали оригинальный метод проведения вечера. Они решили поехать на природу, найти подходящее место, разжечь костёр и испечь в нем гуся, обмазав его глиной. Общество, желающее таким образом провести вечер, состояло из восьми человек и двух автомашин.
Переговоры с собственницей гусей, проведённые в одной из пригородных деревень, продолжились довольно долго. Консервативно настроенная хозяйка упорно отказывалась продать обществу птицу в такую неподходящую пору года, предлагая необычному обществу отложить мероприятие до ноября. Разжигание костра на влажном побережье Вислы с помощью собранного в окрестности влажного хвороста также затянулось. Ещё больше времени пришлось потратить на поиски подходящей глины, выкапывая её руками в темноте, а также на кражу картофеля с соседнего поля для начинки. В конце концов гусь начал печься.
Развлекающееся общество не замечало течения времени, нелегко было и с горючим, принимая во внимание местность. Семь человек с развевающимися волосами и хищными взглядами бродили в окрестностях костра радиусом не меньше двух километров, восьмой человек отчаянно старался удержать огонь, разгребая его палкой, бросал в него все, что попадалось под руку, крича и выговаривая медлительным собирателям хвороста, гусь пёкся и пёкся, воняя палёными перьями, равнодушный к земным хлопотам месяц путешествовал в небе, стражи огня сменялись каждые полчаса, а время бежало. Уже был съеден весь картофель, за исключением того, что находился внутри гуся, благодаря чему был недоступен для изголодавшихся людей. Было выпито поллитра сливовицы, предназначенной сначала в качестве противоядия к жиру печёного мяса. Была высушена одежда, которую они намочили во время поисков глины в прибрежных водах владения королевы польских рек. А гусь все пёкся, пёкся и пёкся…
В половине второго терпение общества иссякло. Дрожащими от поспешности руками они вытащили гуся из затухающего костра в уже засохшей глине. Первый же взгляд на результат многочасовых усилий заставил общество проникнуться сомнениями и усилил голод.
Гусь выглядел весьма удивительно. Верх был угольно-чёрным вместе с перьями, а грудь была почти нетронутой. Ни одна из частей его не была пригодна к употреблению, и все усилия в этом направлении были напрасными.
Они повыковыряли затем часть сгоревшего и часть сырого картофеля изнутри гуся и, отплёвывая полусгоревшие перья и вытаскивая из зубов волокна страшно твёрдого мяса, решили окончить трапезу. Поступило предложение допечь гуся в новом костре, но в этом случае требовалось сменить место привала, ибо в радиусе двух километров уже не осталось ни одной хворостины. Поэтому общество, измотанное усилиями и голодом, решило вернуться по домам.
Вот так Касенька, вместо одиннадцати часов, как хотела, вернулась домой в третьем часу, измазанная с ног до головы землёй, смертельно голодная, пронизанная влагой осенней ночи, в картофельной шелухе и древесном угле, пропахшая дымом, с опалёнными волосами, бровями и ресницами, физически уставшая от бега по кустам и отчаянно засыпающая. Да и решение о скандале висело над ней дамокловым мечом, поэтому она была в угнетённом состоянии.
Отсутствие Леся она приняла в смешанных чувствах. С одной стороны, царящий всюду идеальный порядок произвёл на неё утешительное впечатление, а с другой, её разозлило то, что Лесь в эту пору снова отсутствовал и был недоступен её упрёкам, аргументам и уговорам, а с третьей, перенесение в будущее скандала несколько приглушило связанное с ним беспокойство. Падая с ног от усталости, но по-прежнему полная решимости, Касенька все же пошла спать.
Обегав полгорода пешком без цели, Лесь вернулся на такси где-то в пять часов утра. Он увидел в прихожей на вешалке плащ жены, и этот вид возбудил в нем такое волнение, что ему стало плохо. Он почувствовал, что именно сейчас, безусловно!.. должен выяснить какое-то страшное, таинственное недоразумение, оправдаться, отвести обвинения, потребовать от неё объяснений её действий, в конце концов, пусть даже так, понести наказание…
В волнении, растроганный, возбуждённый, он вбежал в комнату.
— Касенька! — крикнул он отчаянно сдавленным голосом. — Касенька, проснись! Дорогая!..
И потребность искупления заставила его пасть на колени перед кроватью.
Касенька, вырванная из сна, в котором перемешивались тёмные заросли, недопечённый гусь и летающие тарелки, села на постели. Бессмысленно посмотрев на Леся, она вспомнила лишь одно. Неисполненную обязанность устроить скандал. Не говоря ни слова, тяжело вздохнув, она слезла с кровати, надела один тапочек, ибо на другом сидел Лесь, и, спотыкаясь, подалась в кухню за необходимым реквизитом. Лесь застыл в своей позе.