Лесная герцогиня
Шрифт:
Новые попытки найти выход окончились так же плачевно. Она заставляла себя не падать духом. Попробовала даже заснуть. Сон не шел, мысль лихорадочно работала. Где так долго пропадает Видегунд? Она не хотела его видеть, но понимала, что он является теперь единственным звеном, связующим ее с внешним миром. Значит, ей надо как-то перехитрить его. Но как? Она не видела способа, хотя сейчас невольно больше думала о том, как получилось, что она сама так доверяла Видегунду. Да и не только она. Он сказал, что его никто ни в чем не заподозрит. Это ужасно. А ведь все было так предельно ясно. Лесной человек, знавший
Она должна была что-то заподозрить, уже когда встретила его после того, как нашла Тьерри. Она даже не задумалась, почему встретила именно его. Он ходил по лесу неслышно, как тень. И ее собака Дала, видимо, узнала его, когда они с Тьерри недоумевали, кто мог подглядывать за ними. А ведь Тьерри отметил, что это был кто-то, кого Дала знает. А потом Видегунд разделался с Тьерри. Ее «братец» казался куда мощнее Видегунда, но Видегунд был силен и ловок, как зверь. И почти незаметен в чаще. Наверняка он напал на Тьерри исподтишка. Со спины. Как и на Бруно. Ее пронзила дрожь при одном этом воспоминании. А ведь Бруно когда-то после набега лесных людей говорил, что, когда Видегунд в ярости, с ним трудно совладать. О боже, ей надо опять попытаться выбраться отсюда. К людям, к дочери. Иначе она станет беспомощной пленницей безумного оборотня Видегунда.
Когда она неожиданно различила голоса, то в первый миг даже не поверила. А потом стала кричать, звать. Ее ищут, она спасена! Но крик замер на устах, когда из мрака показался Видегунд.
– Зачем вы шумите? Вы же обещали мне быть покорной.
С ним был и Седулий. Эмма, еще ничего не понимая, глядела на настоятеля. Он был бледен и выглядел, как никогда, слабым и старым. Бессильно прислонился к стене.
– Жива. Слава Создателю.
Видегунд положил на выступ новую связку факелов.
– Я ведь говорил, что не причиню ей зла. Вы не верили мне, отче.
И тогда аббат, едва не плача, стал его умолять отпустить женщину.
– Мальчик мой, я прошу тебя! Во имя самого неба. То, что ты задумал, не по-людски и грешно. Госпожа Эмма живой человек, а не Мадонна. Ты же хочешь сделать из нее узницу. Так поступать плохо, не по-христиански.
По-видимому, этот безумец уже посвятил его в свои планы. И Эмму обуяла злость, что настоятель опять скрыл от всех новое преступление Видегунда. А пришел лишь убедиться, что с ней не случилось ничего дурного. Но его жалкие просьбы разбивались о безумное упрямство Видегунда.
– Я давно хотел увести ее от всех. Я хотел в одиночестве поклоняться ей и сделать новую статую Мадонны.
Седулий упрашивал, пока Видегунд не пришел в ярость. Эмма даже испугалась за преподобного отца, с таким гневом набросился на него Видегунд. Мягкий, покладистый Видегунд был ужасен в гневе. И не испытывал ни на йоту почтения к своему духовному пастырю. Тряс его и кидал, как куклу, пока Эмма не вступилась за настоятеля.
Седулий плакал. Жалкий, подавленный старик. От его спокойного величия не осталось и следа.
– Отпусти ее, Видегунд. Дай мне ее увести. А я обещаю, что она никому ничего не скажет. Ведь так, Эмма?
Она с готовностью пообещала. Господи, если бы им удалось убедить Видегунда! Но в том проснулась подозрительность безумца. Он опять разозлился.
– Я согласился привести тебя сюда, святой отец, только после того, как ты поклялся не докучать мне. И ты убедился, что она жива. Теперь идем. Я выведу тебя отсюда.
Седулий покорно встал, но Эмма так и кинулась к нему.
– О погодите, отче. Я должна поговорить с вами… Должна исповедаться.
Она больше надеялась уговорить его, а не сломить безумное упрямство Видегунда.
В конце концов Видегунд оставил их одних.
– Я скоро приду. Только принесу побольше пищи и меховых покрывал. Здесь ведь все же прохладно, а вы, госпожа, не должны испытывать неудобства.
Он был даже предупредителен, этот безумец. Эмма едва дождалась, когда он уйдет. Но, уходя, он недобро улыбнулся…
– Учтите, вы не сможете сбежать. Отец Седулий не лучше вас, госпожа, знает проходы подземелья. Он не сможет вас вывести. Да и не захочет.
Настоятель покорно кивнул. Но Эмма надеялась на него. И тем горше было ее разочарование, когда аббат подтвердил слова Видегунда.
– Я не знаю пути назад. Мой мальчик привел меня, исключительно по моей просьбе, чтобы я был спокоен за вас.
– Спокоен за меня?! Силы небесные! Неужели вы не понимаете, какую участь готовит мне этот безумец – заживо похоронить в горе!
Седулий жалко всхлипывал.
– Я буду молить Бога и его Пречистую Матерь, чтобы мне удалось переубедить Видегунда. Ведь то, что он задумал…
– Это безумие! Это жестокость! Не лучше того, что вытворял он, убивая людей. И вы потакали ему в этом! Вы не меньший преступник, чем он.
– О, я знаю, – застонал аббат. – Я знаю, что на мне лежит проклятие с того самого момента, как я совершил грехопадение, сойдясь с его матерью.
Эмма, хотевшая было что-то сказать, так и замерла на полуслове. Глядела на настоятеля, и он все больше и больше сникал. Эмма наконец решилась высказать вслух подозрение:
– Видегунд… Он ваш сын?!
Он не ответил, но она и не нуждалась в подтверждении. Боже правый! Как она раньше не догадалась?! Видегунд родился в монастыре, настоятель его воспитывал с детства, любил его, ограждал от всего, заботился. А она-то приписывала все это обычной благотворительности святоши. Но разве еще хоть к кому-нибудь относился Седулий с подобным вниманием? Разве этот властный, сухой человек, метавший громы и молнии на головы грешников, проявлял еще к кому такое участие? Видегунд… Она всегда замечала, что он ей кого-то напоминает – эти тонкие черты лица, правильный нос, зеленые, как молодые желуди, глаза.
– О, не смотри на меня так, Эмма! – почти взмолился настоятель.
Но она не могла скрыть своего презрения.
– Вы! Духовный пастырь Арденнского леса, миссионер, несущий свет христианства в души язычников. Вы, который столь строго следил за малейшими прегрешениями ваших подопечных…
– Эмма, ты не знаешь, как я молился после того, как совершил грех, как истязал и бичевал себя. Один-единственный раз мой дух уступил зову плоти и…
– Я не осуждаю вас за ваше грехопадение. Но то, что вы покрывали преступника…