Лесная крепость

Гомолко Николай Иванович

Полковник наклонился к Оксане.

— Это фокстрот. Потанцуем?

— Пожалуйста, не сейчас, — улыбнулась Оксана.

— Мало выпили, фрейлейн. Поэтому и настроения нет. А вы попробуйте как я. — Он снова взял бутылку, наполнил бокалы. — Прошу вас, фрейлейн, выпить до дна.

— До дна? Не много ли? Этак я не устою на ногах.

— О, фрейлейн, это уже будет интересно! — усмехнулся полковник и залпом осушил свой бокал.

Разговор шел легкий, небрежный, с шутками и игрой слов. Оксана держалась скромно

и независимо, чувствовала, что, держись она иначе, полковник может, чего доброго, и распоясаться.

Ей было необходимо поговорить о Федоре Годуне. Но она понимала, что ее заступничество может быть расценено нежелательным образом, возникнут подозрения… Но, с другой стороны, все можно объяснить женской слабостью, сочувствием семье бывшего ученика. Тем более полковник прямо-таки захмелел от предвкушения собственных побед над партизанами — держится раскованно, настроение игривое. Пожалуй, удобнее момента не выберешь.

— Господин полковник, — Оксана лукаво улыбнулась, — не посчитайте это за жалобу…

— У вас жалоба? На кого? Не на Вильгельма ли Циммера?

— Нет, просто получилась неразбериха… Видите ли, господин полковник, арестован один человек…

— О-о! Это, фрейлейн, не моя компетенция, вам нужно обратиться…

— К Вильгельму Циммеру, — подхватила Оксана и добавила укоризненно: — Я ждала от вас большего внимания…

Носке нахмурился, разговор был ему явно неприятен.

— Что за человек? За что арестован? — спросил он строго.

— Обыкновенный человек, из местечка. Нарушил комендантский час, только и всего.

— Ага, нарушил… При обыске нашли что-нибудь?

— Ничего. Он был безоружен.

— А куда он шел, что ему нужно в запрещенный час?

— Говорил: хотел забежать к аптекарше за порошками для больной жены.

— А Вильгельм?

— Что Вильгельм! Он действует, как заведенная машина, снял допрос, бросил в тюрьму. И бедный человек ни за что ни про что попал под арест.

— А вам-то что за дело до него, милая фрейлейн?

— Да как сказать… Понимаете, я хорошо знаю эту семью, учила в школе их сына Алешу. Красивый и способный мальчик. Он прибежал ко мне, плакал, умолял заступиться за отца. Я объяснила, что это не в моих силах, но он твердил одно: «Больше некого попросить!» Ну вот, я и пообещала. И только потому, что вспомнила о вашей справедливости и доброте…

Полковник нахмурился:

— Не нужно было обещать, фрейлейн.

— Почему?

— Я солдат, человек жестокий.

— Шутите, полковник, — Оксана кокетливо погрозила ему пальцем, — наговариваете на себя! Разве я не вижу?

— Я жесток, но не с красивыми женщинами, — усмехнулся Фридрих Носке. — В этом вы не ошиблись. А насчет арестованного… Я же говорю вам: не моя компетенция. Пусть Вильгельм… Он арестовал, он во всем и должен разобраться.

— Он слишком,

как это лучше сказать, предан циркуляру. Он не сможет разобраться в этом деле. Тут нужен ваш гибкий и проницательный ум, полковник, и ваш опыт. А у него решение одно — пуля в затылок. Я насмотрелась на многое… И Алешиного отца наверняка расстреляют. Господин Циммер чуть ли не в каждом задержанном видит партизана.

Полковник тоскливо посмотрел в зал. На танцевальном пятачке у стойки уже кружилось несколько пар. Как некстати завела Оксана этот разговор!

— Фрейлейн, милая фрейлейн, давайте перенесем этот разговор на другое время.

— Может, и нашу встречу перенесем на другое время? — Оксана отважно взглянула прямо в глаза полковнику.

Носке вспыхнул:

— Это ультиматум? Вы, кажется, слишком много на себя берете, фрейлейн. Я тут начальник гарнизона — высшая и единственная власть. Это я могу предъявлять ультиматумы… А теперь пойдемте танцевать. Неужели вы не видите, фрейлейн, мы много теряем!

Они смешались с танцующими. Несколько раз грузный полковник наступал Оксане на ноги.

— Прошу прощения, фрейлейн, но вы сами виноваты, рассердили меня ненужными разговорами.

Оксана мило улыбалась, держалась весело и непринужденно, стараясь не смотреть в лицо Носке. Неприятное, самодовольное лицо.

Он шептал ей на ухо:

— Вы легкая как пушинка, танцуете чудесно. Мы будто плывем куда-то…

— Но к тому ли берегу?

— О, о! Вы щедры на шутки, фрейлейн. Дразните меня, как мальчишку. Берег, к которому мы пристанем, как это у вас говорят, заповедный берег, наш берег! Я здесь начальник гарнизона, и власть свою передавать никому не собираюсь.

— Значит, у вас власть не только надо мной, но и над Вильгельмом Циммером. И мою просьбу вы можете выполнить, но просто не хотите?

— Постойте, фрейлейн. — Полковник остановился и пристально посмотрел на Оксану. — Скажите мне, где вы проходили науку наступления?

Оксана и бровью не повела:

— Вон там, за нашим столиком.

— А вы очень находчивы, фрейлейи. Умело выкручиваетесь, а? И этому, говорите, научились за нашим столиком? Да-а, милая фрейлейн! Я не очень удивлюсь, если вы окажетесь советской разведчицей.

Оксана от души расхохоталась:

— Однако вы высокого мнения обо мне, господин полковник! Советская разведчица! О, вы мне льстите. Нет, если уж я разведчица, то всего-навсего ваших, господин полковник, талантов! Вам не нравится, что я такая настойчивая? Но ведь настойчивость и упрямство — одно из проявлений женской натуры.

— Ого! Если так, я принимаю вашу настойчивость!

— Без оговорок?

— Конечно, и все-таки вы загадка. Вы не только очаровываете, вы просто притягиваете к себе своим умом, прямотой. Я покорен вами, но не дай бог…