Лесной царь
Шрифт:
Все сомненья свои Милада забыла. Волк перед ней стоит - её лесной Царь. Не обман и не морок. Излечился друг сердечный от ран смертельных и обернулся молодцем. В дом к ней пришел, женихом назвался. Не знает травница, как вести себя, сказать что. Хочется девушке к груди могучей прижаться, по волосам шелковым ладонью провести. Отвернулась она от мужчины, смущение свое, на щеках алыми солнцами загорающееся, пряча.
***
Тихо и темно в избушке старой. Но не помеха это для глаз и ушей звериных. Бледная как снег травница от пола глаза оторвать боится. Слышит волк, как бешено сердце её колотится. Слышит, как охотник к деревне по тропке идет, мышей в подполе,
Щекочет нос запах крови своей: противный, тяжелый, раздражающий. Только чаровница маленькая все молчит и молчит.
Забыл волк давно, как речью человеческой пользоваться, только вспомнит он ради неё. Просит мягко, все нотки рычащие в себе погасив, травницу свою отозваться, голоском чистым его порадовать. Но ответа не получает.
Нет места злобе в сердце, и для обиды нет уголка. Больно лишь, как по-живому. Больнее капкана, болта и меча заговоренного. Взгляд её удивленный все внутри сжаться заставил, вот только отвела Милада глаза. Отвернулась, ни слова ему не подарив. Раз так, не заслужил значит. Зря шкуру выворачивал, песен её дивных наслушавшись. Не нужен, видать, знахарке, такой суженый.
– Нет, значит, мне подле тебя места, - произнес мужчина голосом надломившимся, к двери отворачиваясь. – А раз так, прощай.
Всплеснула руками девушка, за дверь хлопнувшую бросилась, вот только даже следа своего суженого не увидала. Стоит лес вокруг мертвый да недвижимый. Спрятал он сына своего от глаз чужих.
Грозен враг за горами, но грозней за плечами
Не одну шкуру продал охотник за звонкое золото. Из клыков-сабель мог бы он смастерить себе ожерелье и трижды обмотать им шею. Не один зверь от него не уходил, а иной раз и целая стая серая от рук умелых кровью захлебывалась. Ничего не стоило наемнику умелому засаду у водопоя устроить или капкан у самой пещеры-логова замаскировать. Много разных диковинных монстров встречал за свою жизнь мужчина, но такого еще не видывал.
Черный волк, как бес лесной, уходил от погони раз за разом, умело путая следы. Не привел хитрец гостя незваного к логову своему. Так и стал он для охотника наваждением. Страстно желал мужчина зимний плащ из огромной шкуры, в знак своей власти над миром диким. Но, казалось, сама чаща охраняла свирепого монстра. Одно время гигантские следы исчезли вообще, но охотник чувством шестым ощущал, что зверь не покинул леса.
Оставалось понять только, почему волку этому так лесок приглянулся. Не водилось в нем дичи особенной, да и земли сами были другой стаей облюбованы. Монстр же так и вился у деревушки, словно медом ему там намазано.
Мужчине обещали много монет за голову людоеда, и он не собирался упускать золотишко. Оставалось только момент подгадать удобный, и навыки свои да оружие в ход пустить.
Не зря охотник лучшим себя считал. Смог он следы мудреные распутать, распознать. Смог тропу нахоженную обнаружить. Не спас людоеда слух острый, метко болт серебряный между ребер впился. Но не хватило удара одного, чтобы зверя свалить. Дальше монстр побежал, будто и не раненый вовсе.
На поляне открытой остался охотник стоять. Знал он, что придет мстить умирающий, и не прогадал. Бой короткий приключился, сделал меч заговоренный дело свое, страшную рану на шкуре черной оставив. Только и волк смог клыками острыми врага своего рвануть, и убежал, скрылся, всю на золото надежду с собой унеся.
Решил охотник, что поутру рану перевязав, отыщет зверя и добьет. Вот только крови следы к избушке лесной привели. А в избушке той, знахарка мужчину не ласково встретила. Тряслась, как лист осиновый, глаза отводила, даже трав аромат стойкий не мог запаха крови заглушить. Хотел мужчина с ведьмой, зверей диких лечащей, по-особому потолковать, но и того не вышло. Объявился «жених» какой-то, да все планы попутал.
Долго охотник злобой своей давился, на лавке в общинном доме устроившись. Думу думал, как бы до зверя неуловимого добраться. Девку то в ведовстве черном обвинить труда бы не составило, вот только толку от этого не было.
Берег себя мужчина, руку залечивая. Не лез на рожон, да и из деревеньки носу не казал. Дело свое, однако, не забросил, всех и каждого про травницу и жениха её расспрашивая.
Много ему про Миладу поведали, впору идти и костер закладывать. И колдует, и ворожит, и порчу наводит, а в зелья свои воды болотной с кровью намешивает. Только о женихе её никто в деревне слыхом не слыхивал. Не появлялся незнакомец статный окрест, а коли появился бы, его живо бы девки местные к ведьме ходить отучили. Про одного из наймитов поговаривали, только тот давно в город отбыл.
Поняв, что так выведать ничего не удастся, пошел охотник на хитрость. Монетку одному из шустрых сорванцов заплатил, и наказал ему за домом знахаркиным приглядеть. Самому в лес идти было рано, рука еще не зажила, а дитем в деревне одним больше, одним меньше - не заплачет никто.
Исправно мальчонка обо всем, что видел, сказывал. И ежели верить ему, жила Милада одна, надолго в чаще не пропадала, и к ней никто не хаживал. Растаял жених, как вешний снег.
Гноились у охотника раны, заживать не спешили. Пора было с делом этим заканчивать и в город возвращаться. Долго все мужчина обдумывал, и вот озарила его мысль чудная.
***
Сколько боли, да горя люди сами себе причиняют! Вот, сорвалось с губ слово неосторожное и прямо в сердце. Пронзит оно насквозь, но наружу не выйдет. Так и поселится, словно червь в яблоке. Страшное оружие – слово, только иное молчание и того страшнее. Ведь когда молчит человек, речи его собеседник сам додумывает. И так порой, как сам бес никогда не скажет.
Напрасно Милада в лес бегала, Царя своего кликала. Ушел названный, и не слуху от него, ни духу. Три дня горевала травница. Извелась до смерти, все на крылечко выбегая и лес оглядывая. Не было ей ни днем ни ночью покоя. До вечера из рук все валилось, а до утра сон не шел. Решила она, что коли Царь лесной по исходу седмицы не объявится, то сама пойдет его вглубь чащи искать. Уж и лепешек из муки оставшейся напекла, и одеяло тонкое увязала, осталось только с духом собраться.
Последнюю ночь под крышей коротала девушка. С раннего утра отправится она в дорогу, куда только было ей пока не ведомо. Стучал тис ветвями низкими о сруб, шуршали мыши в подполе, а сон травницу на цыпочках обходил. Всегда бывает так, когда неизведанного страшишься.
Вдруг крыльцо скрипнуло, или послышалось ей? Вскочила Милада с лавки и к двери аккуратно подошла. Даже дыхание своё громким казалось, а соломы шорох под ногами оглушающим. Тихо, нерешительно снаружи в дверь постучали. От радости себя, не помня, сняла девушка брусок с петель, дверь отворяя. Только не друг долгожданный на пороге её встретил…