Лесные сторожа(Повесть и рассказы)
Шрифт:
Мы не преувеличиваем своих достоинств и можем сказать каждому: да, мы — ремесленники, но хранить в себе тайное пристрастие к живописи не хотим — пусть его видят люди.
Нас заставляет браться за кисть лес.
Лес начинается прямо от завалинки нашего дома совсем юной сосной. Эта сосна стоит у нашего крыльца больше пятидесяти лет. Сейчас трудно сказать, что привело ее сюда. Во всяком случае, место для себя она нашла отличное. Когда с Финского залива приходит ветер, она долго шумит и мирно покачивает ветками.
Метрах в двадцати, сразу за изгородью, растут
Чуть поодаль заросли малины, а еще дальше у сырого оврага, ива-бредуница, черемуха, колючие непролазные кусты можжевельника.
Здесь рядом с лосиной тропой и моя. По ней я хожу в обход.
Обход у меня невелик, но каждый день мне надо пройти не меньше двадцати километров. И не просто шататься праздным гулякой, засунув руки в карманы, а слушать чутким ухом и смотреть добрым глазом.
За ремнем на одном боку у меня топор, на другом (если мне приходится работать целый день) болтается закопченный чайник.
До обеда играешь топором, острым и звонким, чистишь заросшую быстрым молодняком просеку.
Просвеченные солнцем зеленые листья прикасаются к твоим рукам, к лицу, и это прикосновение как ласка. А потом пьешь чай; он отдает дымом и болотной прелью.
Если человек каждый день проходит по лесу двадцать километров, он кое-что видит.
Он сможет различить запах весенней поросли и осеннего листопада. Он может по ветру, залетевшему в форточку, узнать, что в лесу появился первый подснежник. Приходите к моему деду, и он вас отведет на то место, где глянул в мир именно тот подснежник, который опередил всех своих собратьев.
В лесу познаешь смысл красок. Если скажут: выбирай, какому цвету отдать предпочтение? Да только зеленому! Цвету обыкновенной травинки, растущей на любом уголке планеты. Зелень пронизывает существо земли. Зелень говорит. Она дышит, цветет и умирает.
Из леса она переходит на наш луг. Он невелик, длиной с километр. Узкая пыльная дорога, пересекая его, бежит вниз, под уклон. Если идешь домой по этой дороге, луг кажется выпуклым, а нашего дома не видать, словно он где-то на краю земли. Своей лысой гривкой луг упирается в небо.
На лугу синие колокольчики, белые с желтым теменем ромашки, одуванчики с пушистыми хохолками, сладковатые на вкус цветы клевера; возле дома лиловатый иван-чай встал стеной — как войско выросло из-под земли.
В полдень, в сенокос, когда мокрая от пота рубашка прилипает к телу, когда вжикает отточенная коса у тебя и у деда, идущего рядом, сочные зеленые запахи ударяют в лицо. Хочется идти по теплой земле, косить траву, глядеть в небо, слушая плач чибисов, и идти, и идти, и радоваться жизни.
Мала ли она, твоя доля, или огромна, как мир?
День, когда мы с дедом превращаемся в художников, приходит ранней весной. Снег в лесу занастил, а на солнечных прогалинах открываются тропинки. Скоро по ним пойдут ленинградцы: ягодники, грибники, охотники.
В нашем лесу им видеть черные с мучнистым налетом ягоды черники, царственные шляпки белого гриба, похожие на загорелые
Шоссе уже чисто. На нем устраивают гонки велосипедисты из спортивных обществ города. Выйдешь на дорогу — ослепят тебя яркие рамы гоночных машин.
Мы вносим в свою мастерскую листы фанеры, что заменяют нам холсты, и распиливаем их по нужному размеру.
Дед красит листы какой-нибудь краской, обычно желтой, а я, после того как фанера обсохнет, пишу на ней слова; мы их пишем по инструкции, привезенной из конторы. Если они не исчерпывают полностью наших мыслей и чувств, мы добавляем к ним что-нибудь свое.
«Лес — богатство Родины. Береги лес от пожара. Не бросай горящих окурков в лесу (и спичек)», — это добавляет дед. «Не ломайте деревья. (Будьте в лесу как дома)», — это добавляю я.
Мы пишем до позднего вечера и, как ни долог день, заканчиваем свою работу при керосиновой лампе.
Как и у всех художников, у нас есть выставка.
На следующий день мы связываем картины веревками, перекидываем их через плечо и отправляемся в лес.
Мы снимаем со столбов старые, выцветшие картины и прибиваем новые. Рассматриваем издали.
Деду нравится наша работа.
— Ну как, ладно? — спрашивает он и сам отвечает: — В самую точку угодили. Красуется тебе, как в кино.
У приезжих охотников, видимо, другая точка зрения. Свое мнение по поводу нашей живописи они выражают очень бурно, расстреливая картины заячьей дробью в упор.
Капли
Кто слышал, как упала в лесу первая капля весны? Кто видел, как открылся первый зеленый глазок? Кто первый вдохнул воздух марта? Кто ждал весны и кто ее не ждал, проплелся мимо, не различая, где снег, где трава?
Кто ждал весну, к тому она приходит раньше всех.
С крыши падают капли. На завалинке они выбили лунки. Всю ночь в комнате я подставлял под капли ведра и тазы. Крыша у дома старая, дранка местами прогнила, и я не найду лист железа — ее починить.
Всю ночь я прислушиваюсь к нетерпеливому бульканью воды в ведре. Когда воды набирается с краями, я беру ведро и выхожу на крыльцо.
«Надо обязательно отремонтировать крышу, — думаю я, — иначе на меня найдет бессонница».
День мокрый. Все кругом сыро. В прошлогодних колеях полно воды со льдом. Белобокая сорока ходит по завалинке и хватает на лету капли с крыши. Раскроет рот: глоп! — глотнет каплю, глоп — глотнет другую.