Лесные твари
Шрифт:
– Понятно, – сказал Дема. – Ладно, пойдем. Постараться только надо, чтобы меня не прихлопнули безо всяких там ритуалов, случайно. Потому что, хоть душа моя для них и пропадет, мне от этого радости тоже мало будет.
Кикимора позвонил в дверь.
– Кто там? – спросил женский голос из-за двери.
– Это я, Кикимора. Открывай.
– Ах ты сволочь! – заорал голос, и стало уже совершенно ясно, что это голос Леки, а не Волчицы, как того следовало ожидать. – Предатель ты, Кикимора! Ты продал нас, скотина! Она сказала мне!..
– Лека, успокойся. –
– Ой, Дема! – замок щелкнул и дверь открылась. Кикимора и Демид затащили внутрь двух бесчувственных "приятелей". Лека стояла почему-то голая, прикрывалась одной ладошкой, в другой руке ее был «Макаров» со спущенным предохранителем. Кикимора бросил на нее смущенный взгляд и сразу отвернулся. Сделал вид, что крайне занят тем, как поудобнее посадить своего вырубленного клиента.
– Где Фоминых? – Демид озирался.
– Вон она! – Дема увидел вдруг, что то, что он принимал за кучу одежды на полу, было неподвижным телом, прикрытым всем, что попало под руку. Рядом присутствовала небольшая лужица подозрительного розово-серого цвета.
– Тебя вырвало?
– Да. – Лека всхлипнула и прижалась к Демиду. – Я убила ее! Я не хотела… Вернее, я как раз хотела ее убить. Во мне вдруг что-то такое проснулось – страшное и сильное. Она ведь… Она собиралась…
– Я знаю. – Демид гладил ее по плечам, по спинке, по гладкой попке, совсем забыв о присутствии Кикиморы. – Я знаю, малыш, что она хотела сделать. Успокойся, малыш. Все уже кончилось. Ты молодец. Я люблю тебя.
Он даже собирался поцеловать ее, но вмешался Кикимора.
– Живая! – сообщил он. Он сидел на корточках около обнаженного тела Фоминых, сбросив с нее тряпки, и держал ее пальцами за запястье. – Пульс есть, значится. Оклемается, думаю.
На лбу Фоминых расплывался огромный синяк.
– Отлично. – Демид пошел по комнате, потирая руки. – Лека, можешь поставить Богу свечку, что не убила сегодня никого. Не каждый день так везет. И трусы одень, а то Федор Ананьевич, приятель твой, аки отрок невинный, слюной сейчас захлебнется.
– Срываться, срываться отсюда надо, – зашептал Кикимора. – Сейчас вся кодла сюда набежит. Они как-то чувствуют, знают, что друг у друга происходит.
– Мы уйдем, – сказал Демид. – Но несколько минут мне еще понадобится.
Он наклонился над телом Фоминых, приподнял его, и потащил по комнате. Усадил в кресло. Руки Волчицы свисали безвольными белыми плетями, но красивая упругая грудь никогда не кормившей женщины мерно поднималась и опускалась. Она была жива, Волчица. Опасно жива.
Демид сел перед ней на колени, закрыл глаза и вытянул перед собой руки ладонями вверх.
Минута прошла в молчании. Неожиданно по телу Фоминых прокатилась волной судорога, веки ее дрогнули и серые пятна поползли по коже.
– Да, я слышу тебя, – сказала она голосом тихим и неожиданно низким, почти мужским. – Я слышу тебя, Бессмертный.
– Как тебя зовут? – произнес Демид, не открывая глаз.
– Волчица.
– Ты человек?
– Да. Пока человек. Но не хочу больше быть человеком. Хозяин обещал мне, что скоро я буду свободна.
– Он солгал тебе. Ты
– Ты сам лжец, Бессмертный! – Губы женщины искривились в жестокой усмешке. – Ты лжешь сам себе! Пытаешься отодвинуть конец срока человеков. Но на самом деле это не то, чего ты хочешь. Ты устал, кимвер! Душа твоя износилась. Она вся в прорехах, кимвер. Она вся в дырах, и сквозь них можно смотреть, как сквозь драную тряпку! Ты больше не хочешь жить, Бессмертный! Ты хочешь умереть. Ты же не желаешь, чтобы с тобой случилось то же, что с Бьехо?
– Не хочу, – голос Демида прозвучал отстраненно и печально. – Но не тебе решать, отродье, когда мне умереть. Создатель направляет руку мою, и лишь в его руках судьба моя. Скажи мне – кто такой Карлик?
– Не называй его Карликом! Он не мал больше, но велик! Он растет. Скоро он станет больше всего сущего в этом мире, и благословен будет тот, кто служит ему…
– Кто такой Карлик?
– Это демон. Демон-червь. Он проснулся.
– Почему проснулся?
– Потому что время его пришло. Это пожиратель. Это ассенизатор. Он просыпается тогда, когда приходит время для новой генерации. Для нового Прилива. Он очистит землю от людей. Это неотвратимо. Он не тронет только тех, кто помогает ему. И мы, избранные, обретем новую жизнь – будем первыми из Новых. Тех, кто должен придти.
– А карх?
– Карх – такой же слуга Червя, как и я. Червь разбудил его, поднял из небытия. Без карха Червь слаб. Карх слаб без Червя. Вместе они – наша сила и надежда.
– Может быть, Червь – в теле карха?
– Нет.
– Где он?
Фоминых молчала.
– Где находится этот демон? В чьем теле? Может быть, у него есть свое собственное тело?
Молчание.
– Слышишь, ты, тварь, отвечай! – еле сдерживаемая ярость появилась в голосе Демида. – Ты предала человеков, дрянь, пошла против рода своего! Ты одна из тех, кто пытается сдвинуть Равновесие. Неужели ты надеешься заслужить прощение после этого?
– Ты слишком глуп и однозначен, Бессмертный, – Фоминых заговорила вновь, и ни малейшей страсти не чувствовалось в ее холодной речи. – Равновесие? Это не больше, чем устаревший символ. Равновесие все равно будет нарушено. Те, кто находится на чашах весов, вцепились друг другу в глотки. И кто-то из бессмертных умрет. Если умрет бессмертный человек, начнется новый Прилив. Если умрет бессмертный Король Крыс, то Прилив отодвинется и не придет, пока жив Бессмертный человек. Но все это временно. Ибо сказал Создатель, что Приливы будут сменять друг друга в мире вечно, и даже он сам ничего не в силах сделать с этим своим словом. Ибо в этом – гармония Цветного Мира. Никто не хочет умирать, никто не хочет стать кучей падали. Но таковы законы мира: на куче падали вырастают новые цветы, и растут, и благоухают, пока не портятся, и начинают сеять ядовитые семена, и сами становятся падалью еще при жизни. И тогда им остается только одно – умереть. Так было с прежними, и с теми, кто был прежде прежних, так будет с человеками, и как бы не были прекрасны те, кто придет после человеков, та же судьба ждет и их. Так что не пугай меня гневом Создателя, кимвер. Все мы не избежим его.