Лесные женщины
Шрифт:
Маккей вскочил на ноги. Рассудок говорил ему, что это ветер. Но ветра не было!
И тут же он услышал пение… как будто траурный печальный ветер задул меж деревьями… — и все-таки никакого ветра не было!
Все громче слышалось пение, а в нем — тонкий жалобный плач.
— Идут! Идут! Прощайте, сестры! Сестры, прощайте!
Он отчетливо слышал этот отчаянный шепот.
Маккей побежал через деревья к тропе, которая вела полями к старой хижине. Лес потемнел, как будто в нем собрались тысячи теней, как будто огромные невидимые крылья взметнулись над ним. Дрожь стволов усилилась; ветвь касалась ветви, ветви
— Прощайте, сестры! Сестры, прощайте!
Маккей выбежал на открытое место. На полпути между ним и хижиной шли навстречу Поле и его сыновья. Они увидели его и подняли в насмешливом приветствии блестящие топоры. Он присел, ожидая их приближения. Все рассуждения забыты. Внутри него кипел тот гнев, что некоторое время назад звал убивать.
Скорчившись, он слушал тревожный шум, доносившийся с покрытых лесом холмов. Он несся отовсюду, гневный, угрожающий, как будто легионы деревьев ревели в боевой рог. Этот шум приводил Маккея в бешенство. Этот шум раздувал пламя гнева.
Если семейство древоубийц и слышало этот гул, оно не подало виду. Трое мужчин упрямо шли вперед, размахивая острыми топорами. Он не выдержал, побежал им навстречу.
— Уходите! — кричал он. — Уходите, Поле! Предупреждаю вас!
— Он нас предупреждает! — куражился Поле. — Слышите, Пьер, Жан — мсье нас предупреждает!
Рука старого крестьянина взметнулась и мертвой хваткой вцепилась в плечо Маккея. Потом резко согнулась и толкнула его на двуглазого сына. Сын подхватил Маккея, развернул и отшвырнул в сторону на десяток ярдов, отшвырнул, как ребенка, как котенка, как пушинку.
Маккей вскочил на ноги, завывая, как раненый волк. Рокот и ропот леса стал еще громче.
— Убей их! — ревел лес. — Убей!
Здоровый сын поднял свой топор. И опустил его на ствол березы, одним ударом расколов его пополам. Маккей услышал, как по маленькой рощице пронесся жалобный вопль. Прежде чем топор был занесен снова, Маккей ударил Пьера кулаком в лицо. Голова сына Поле откинулась, он заорал и, пока Маккей снова замахивался, обхватил его своими могучими руками, почти лишив способности дышать. Маккей расслабился, обвис, и сын разжал руки. Маккей мгновенно выскользнул из его хватки и снова махнул кулаком, и снова Пьер оказался проворнее — его длинные руки опять схватили Маккея. Но когда они были готовы раздавить Маккея насмерть, послышался резкий треск, и подрубленная береза помолилась. Она ударилась о землю прямо перед противниками. Ее ветви, казалось, вытянулись и ухватили Пьера за ноги.
Он споткнулся и упал на спину, увлекая за собой Маккея. При падении хватка ослабла, и Маккей снова вывернулся. Ему дважды удалось ударить Пьера по корпусу, прежде чем длинные руки снова схватили его. Но теперь тиски были явно слабее. Маккей почувствовал, что теперь силы равны.
Они кружили, падали, перекатывались, мяли друг друга руками и ногами, стараясь вцепиться в горло. Вокруг бегали Поле и его одноглазый сын, всячески подбадривая Пьера, но никто не решался ударить Маккея, потому что удар вполне мог прийтись и в его противника.
И все это время Маккей слышал крики маленькой рощи. Из них исчезла вся траурность, вся безнадежная покорность. Лес был теперь живым и гневным. Деревья тряслись и сгибались, словно под ударами бури. Маккей смутно сознавал, что Поле этого не видит и не слышит; смутно же пытаясь сообразить, отчего бы это.
— Убей! — кричала роща.
— Убей! Убей! — вторил ей дальний лес.
Маккей увидел рядом с собой две теневые фигуры одетых в зеленое мужчин.
— Убей! — шептали они. — Пусть течет его кровь! Убей! Пусть течет кровь!
Маккею удалось высвободить руку. И тут же он почувствовал в ней рукоять ножа.
— Убей! — шептали теневые мужчины.
— Убей! — кричала роща.
— Убей! — ревел лес.
Маккей размахнулся и погрузил нож в горло двуглазого сына Поле. Услышал захлебывающийся вздох, услышал крик Поле, у которого теперь остался лишь один одноглазый сын; почувствовал, как горячая кровь хлынула ему на лицо и руки, ощутил ее соленый и немножко кислый запах. Руки разжались. Он, шатаясь, встал.
И как будто кровь была знаком: теневые мужчины прыгнули из своего туманного бытия в реальность. Один подбежал к Пьеру, второй бросился на старого Поле. Одноглазый сын повернулся и побежал, завывая от ужаса. Из тени выпрыгнула белая женщина, кинулась ему в ноги. Жан упал. Женщины посыпались на него одна за другой. Крик ужаса сменился криком боли, потом неожиданно оборвался.
Теперь Маккей не видел никого из троих: ни старого Поле, ни его сыновей. Их загородили зеленые мужчины и белые женщины.
Маккей стоял, тупо глядя на свои обагренные руки. Рев леса сменился глубоким торжествующим пением. Роща обезумела от радости. Деревья снова казались призрачными фантомами в изумрудном прозрачном воздухе, как и тогда, когда его впервые очаровало зеленое волшебство. Вокруг Маккея скользили, танцевали стройные женщины леса.
Они окружили его плотным кольцом. Песня их была по-птичьи сладкой и резкой. Он увидел, что к нему скользит женщина с алыми губами, чьи поцелуи наполняли его жилы жгучим огнем желания и жизни. Она протянула к нему руки. В ее широко расставленных глазах застыл восторг. Белое тело блестело лунным светом. Красные губы — алая чаша, полная обещаний неслыханного экстаза. Круг танцующих расступился, пропуская ее.
Неожиданно Маккея наполнил священный ужас. Не перед этой прекрасной женщиной. Не перед ее торжествующими сестрами. Перед самим собой!
Он — убийца! И рана, которую оставила в его душе война и которую он считал зажившей, кровоточила снова.
Он рванулся вперед, расталкивая женщин окровавленными руками, он побежал, рыдая, к берегу озера. Пение прекратилось. Он услышал негромкие восклицания, нежные, умоляющие возгласы жалости, мягкие голоса, зовущие его остановиться, вернуться. Сзади зашуршали быстрые шаги, легкие, как падение листа…
Маккей пронесся по узкой полоске берега, оттолкнул лодку, вскочил в нее, упал на дно…
Потом поднялся, взялся за весла. Посмотрел на берег. На опушке рощи стояла его женщина, глядя на него мудрым сочувственным взглядом. За ней виднелись белые лица ее сестер, смуглые лица зеленых мужчин…
— Вернись! — прошептала женщина и протянула к нему белые руки.
Маккей колебался. Его ужас ослаб под влиянием этого чистого, мудрого, сочувственного взгляда. Он почти повернул лодку назад. Но тут вновь увидел свои окровавленные руки, и снова зашелся в истерике. Только одна мысль оставалась в мозгу — уйти как можно дальше от того места, где лежит Пьер с разрезанным горлом…