Лестница Шильда
Шрифт:
Расма побледнела.
Сидевший у консоли Сульджан, которому их разговор вроде бы оставался безынтересен, внезапно подался вперед и зашептался с Хайяси. Чикайя не слышал их, но о чем бы они ни говорили, кончилось дело тем, что Сульджан разразился длинной оглушительной тирадой отборной брани и резко обернулся к ним. Лицо его сияло ликованием, но видно было, что он еще не отошел от шока.
– Вы хоть поняли, на что мы наткнулись? — спросил он.
Умрао усмехнулся.
– Я-то понял, только что. Но не стоит спешить с выводами.
– С какими выводами? — взмолился ничего не
Колебания возобновились, и Янн принялся с прежней невозмутимостью отстукивать ритм. Чикайя рассчитал следующее число в последовательности и попытался прикинуть вероятность того, что три первых числа выпали случайно. Впрочем, проще дождаться опровержения или нового подтверждения картины…
– Сто сорок семь, сто сорок восемь, сто сорок девять.
С последним словом колебания прекратились.
Янн заметил:
– Я не стал бы исключать неразумные источники. Мы недостаточно знаем о видах порядка, зарождающихся в этой системе.
Умрао согласился.
– Нет никаких причин, возбраняющих эволюции Той Стороны найти какое-нибудь полезное применение простым числам. Исходя из всего, что нам известно… это может быть попросту очень экзотический эквивалент стрекота цикады.
– Да, мы ничего не должны исключать, — уступил Сульджан. — Но так можно с водой выплеснуть и ребенка. Необходимо считаться с возможностью, что с Той Стороны кто-то пытается привлечь наше внимание.
12
– Похоже, трибуны Колизея готовы нас приветствовать, — сказала Расма. — Ты первый.
– Я иного мнения. — Чикайя взял ее за руку. Ладонь подрагивала. Они больше двух часов просидели в коридоре за стенами impromptu [98] амфитеатра, где собрались Защитники. Черная звуконепроницаемая поверхность перед ними начинала трансформацию, в ней проявлялась дверь.
98
Устроенный без подготовки. (франц.)
– Убавь адреналин, прошу тебя, — посоветовала она.
– Не хочу, — ответил он. — Так должно случиться, и будь что будет. Это правильный исход и правильные чувства.
Расма фыркнула.
– Я слышала приверженцев традиционных верований, но это просто смехотворно.
Чикайя подавил желание ответить раздраженно. Если он намерен использовать во благо естественное возбуждение своего тела, надо тщательней следить за цивилизованностью поведения.
– Это слишком важно, — объяснил он. — Я не хочу предстать перед ними тихим и бесстрастным.
– Так что, я буду рациональна, а ты — пылок и страстен? — Расма улыбнулась. — Ну что, стратегия ничуть не хуже любой другой.
У Чикайи ушло шесть дней, чтобы продавить принятие решения, которым допускалось ознакомить Защитников с последними достижениями оппозиции. Процесс этот выдался чрезвычайно запутанным. Оставалось только надеяться, что его хватит. Защитники смогут воспроизвести эксперименты, увидеть те же результаты, прийти к тем же выводам. Он уже видел развертывающуюся цепочку причин, следствий и событий. Она заживет собственной жизнью.
И вот Защитники объявили, что двум Добытчикам будет дозволено выступить перед ними до голосования по мораторию. Он вызвался добровольцем. Он так тяжко работал, подготавливая ситуацию, в которой противники были бы поставлены перед фактами и готовы слушать, и теперь в высшей степени лицемерно было бы отойти в сторонку и поручить ответственный последний этап кому-то еще.
Дверь открылась, и вышел Тарек. Он выглядел скверно, гораздо хуже, чем мог предполагать Чикайя. В стрессовой ситуации усталостный износ тела можно было, как и в любой другой, уменьшить по желанию владельца, но у Тарека были глаза человека, чья совесть алчет жертв более обильных, нежели простой сон.
– Мы готовы, — сказал он. — Кто выступит первым?
Расма ответила:
– Чикайя еще не умастил тело козьим жиром, [99] так что первой пойду я.
Чикайя проводил ее внутрь и отошел в сторону, когда она приблизилась к трибуне. Он смотрел на ярусы сидений, сплошь заполнявшие модуль, и видел звезды только через прозрачную стену над верхними рядами. Тут были и хорошо знакомые ему Защитники, и сотни совершенно неизвестных людей: как и в его родной фракции, у Защитников появилось множество новобранцев.
99
Расма намекает как на практику «отпускать козла в пустыню», от которой пошла известная идиома, гак и на обычай гладиаторов, выходивших сражаться на арену, смазывать тело жиром, чтобы оно стало гладким и скользким — это помогало вырваться из хватки противника, проскользнуть под его секирой или копьем, вывернуться из ловчей сети. (прим. перев.)
Аудитория выжидала в полнейшем молчании. На некоторых лицах он заметил печати каменной обиды, кто-то оглядывал его с откровенной враждебностью, но большинство попросту устали, измучились, как если бы более всего им было ненавистно не само присутствие Добытчиков с их неприятными откровениями, а бремя оскорбительного выбора. Чикайя мог их понять. Частью сознания он не желал ничего, кроме как послать куда подальше все, над чем трудился, вытворить что-то, способное обессмыслить дальнейшие усилия, безразлично как, а потом свернуться в комок и заснуть на неделю.
– Вы видели результаты недавних наших экспериментов, — начала Расма, — и мы пришли в предположении, что вам удалось их успешно воспроизвести. Пусть меня кто-нибудь поправит, если это не так, и вы сомневаетесь в достоверности наших исходных данных.
Она сделала паузу. Софус отозвался:
– Мы не подвергаем их достоверность сомнениям.
Чикайе полегчало; если бы Защитники вздумали прицепиться к техническим деталям, заподозрить сложный блеф и заявить, что ничего полезного в предоставленной информации они не усматривают, дискуссия, не успев начаться, увязла бы в перекрестных обвинениях. Расма продолжала: