Лестница в небо, или Рассказ очевидца
Шрифт:
– Не плачь, бабуля, – успокаивал ее Никита. – он и к тебе придет.
Мне было тяжело наблюдать за ними, и я удалился в родительскую спальню. В зале разговор продолжался, а в спальне у родителей все было по-старому. Двуспальная кровать, старенький торшер на алюминиевой трубе, трельяж и большой отцовский письменный стол. На стене висела старинная икона Христа – Спасителя.
Я подошел к образу и перекрестился. Иисус смотрел на меня строго, но Его глаза были добрыми и печальными. Нимб за Его головой светился. Сияние было каким-то теплым и ярким. Мне было странно, что раньше я не замечал этого
Когда я вернулся в зал, то не сразу смог различить лица присутствующих. Передо мной все еще стоял образ Бога и звучала тихая небесная мелодия. Дети возбужденно, на перебой что-то рассказывали бабушке, возвращая меня к реальности.
Никита протянул матери лист плотной бумаги и сказал:
– Вот смотри, что мы нашли у папы в столе. Это он рисовал, он хорошо рисует, правда?
– Рисовал, – по-взрослому поправил его Алексей.
Я подошел ближе и взглянул на рисунок. Это было мое творение, и я его сразу узнал. Когда-то давно, когда в моей жизни были трудные времена по ночам я рисовал. Наверное, это были мои размышления, поиски и протесты. Тогда все отвернулись от меня и равнодушно наблюдали за моим падением. Все ждали конца, но я выжил и стал другим. Скрытный и неразговорчивый, я больше не верил никому. Я сам решал и сам делал. Я стал одиночкой и мне это нравилось. Этот рисунок я сделал тогда, когда по ночам не хотелось спать, когда не хотелось никуда идти и ничего делать. Эту работу я запомнил хорошо, потому что сам долго думал над ее сюжетом.
Она была нарисована не мной, кто-то водил мою руку по бумаге оставляя на ней персонажи и сюжет. На листе рисовальной бумаги была изображена немолодая женщина в длинном бордовом платье, которая стояла на облаках. Ее легкий и длинный шарф прикрывал седину на ее голове. Она походила на Мадонну, только ребенка на руках у нее не было, она держала мужчину за руку, который, казалось, застрял в облаках. Верхняя часть его тела была на поверхности облаков, а нижняя под ними. На ногах у него были большие и тяжелые сапоги, перепачканные грязью. Большие куски грунта на подошвах свисали лохмотьями и напоминали корни деревьев.
Только теперь я заметил, что женщина не держала, а тянула его к себе. И если бы я, то есть этот мужчина сбросил эти тяжелые сапоги, то он непременно оказался бы по ту сторону неба…
Это сейчас я понимал смысл нарисованной картины, это теперь я узнавал персонажи и понимал задумку художника. Теперь я с уверенностью мог утверждать, что этой женщиной была моя бабушка, а мужчиной был я. Я приятно удивился, когда заметил большое сходство персонажей.
И это подтвердил Никита, высказав свое мнение:
– А он на папу похож, правда?
– Похож. – Согласилась мать.
– А эта тетенька кто?
– Это ваша прабабушка.
– Она тоже умерла? Она с папой? – Спрашивал Никита.
– Надеюсь.
Мать все еще рассматривала рисунок, а я удивлялся невероятным находкам
Когда зазвонил телефон мать вздрогнула, я пришел в себя, а Никита уже громко кричал в трубку:
– Алло, я слушаю!
– Это тебя – Катька. – Никита протянул трубку брату.
– Чего надо? – Грубо ответил Алексей, а мать строго погрозила ему пальцем.
– Все понятно! Скоро буду! Все!
Он закончил разговор по телефону и сказал:
– Забодала она уже. И здесь нашла…
– Почему так грубо, Алеша? – Возмутилась мать. – Разве так разговаривают с девочками?
– Ничего, переживет! – Вступился за брата Никита.
– Мы пойдем, бабуля, а то у меня дела…
– Ну если дела, тогда – конечно. – Согласилась бабушка.
В прихожей они продолжили разговор.
– Маме привет передавайте. Что-то она совсем к нам не заходит. – Упрекала мать невестку.
– Да у нее дел – во-о! – Ответил Никита и развел руки в стороны, чтобы наглядно показать весь объем ее занятости.
Зацепив рукой покрывало на зеркале, он тихо спросил:
– А зачем закрывают зеркало? Чтобы мертвецы не ходили? А там, что мой папа?
С минуту было тихо, потом заговорил Алексей:
– Мертвецы не ходят. Давай лучше обувайся.
Опять наступила тишина и только Никита, надевая кроссовки, громко кряхтел, застегивая молнию.
Управившись с обувкой, он признался:
– А я посмотрел в зеркало. Я что теперь умру?
– Нет, конечно! – Успокаивала его бабушка. – Ты будешь жить долго при долго…
Алексей открыл дверь и дети, попрощавшись, ушли. Я хотел было проводить их до дома, но заметив, как мать тяжело пошла по коридору, остался с ней. Проходя мимо зеркала, она поправила покрывало и что-то прошептала. Когда она заговорила снова, я стал прислушиваться к ее монологу.
– Алешка какой большой, уже выше меня. Прямо жених – девочки ему звонят. А Никита – прелесть. Такой любопытный…
Она все еще восхищалась внуками, и рассказывала это кому-то, всматриваясь в пустоту. Я принимал это на свой счет и во всем с ней соглашался.
Присев в кресло, она тяжело вздохнула и сказала:
– Тяжело без тебя сынок, как же дальше жить?..
Она говорила со мной и красный цвет ее души пульсировал в такт сердцу. Он бурлил, увлекая за собой и другие цвета. Смешиваясь, они вместе выдавали новые и самые необыкновенные оттенки. Это была душа матери, которая не нуждалась не в каких характеристиках и заключениях.
Раздался телефонный звонок, и она сняла трубку.
– Паша! Почему так долго? – Упрекнула она отца. – Ничего не надо, все есть, давай домой – жду!
Она положила трубку и посмотрела на цветы. Рядом с ней на журнальном столике стояли красные гвоздики и лежал конверт, принесенный Сапогом. Мать взяла конверт и достала деньги.
– Много-то как? Куда нам столько?
Она положила купюры обратно и поправила гвоздики.
Разместив цветы звездочкой, она произнесла:
– Уважают тебя, сынок. Вот цветочки и деньги одноклассник твой принес, Митрохин Саша или, как он там у вас его зовут – Сапог, хороший паренек.