Летние Каникулы
Шрифт:
— Всё хорошо, — Маюми слегка улыбнулась, повернувшись к Миюки, — я не скажу Мари, что выведала у вас двоих правду.
Миюки кивнула со смущением от того, что её намерения полностью и быстро обнажились.
— Но, почему ты заговорила об этом?
С другой стороны, Тацуя не показал какого-либо особого дискомфорта на лице, и он говорил без каких-либо следов того, что можно назвать вызывающим поведением; он просто спросил с озадаченным видом.
— Чтобы дать вам понять, что не нужно сопровождать меня весь путь домой. Ох, не поймите неправильно. Я не раздражена или что-то подобное.
Тацуя
— Мари сказала что-то вроде того, что я обычно иду из школы и в школу без мер предосторожности? Но именно то, что я ухожу не со всеми остальными, и является мерой предосторожности, поэтому если что-то случиться, никто от этого не пострадает.
— Под этим... ты ведь имеешь в виду не только такие времена?
— Верно, может, я одна себя так называю, но из-за того, что я «Госпожа», я часто становлюсь целью людей с денежными или политическими целями или тому подобным.
Она сказала слово «госпожа» без каких-либо следов гордости в голосе, который окрасился лишь обесцениванием самой себя.
— Просто семья Саэгуса — благородный клан, который с самого создания системы Десяти Главных Кланов никогда не выпадал из их рядов, ни одного раза.
Слова Тацуи подразумевали, что «с этим ничего нельзя поделать»; Маюми огорченно улыбнулась:
— ...Ну, вот такие вот дела. Поскольку меня тренировали никогда не опускать бдительность, я всегда готова к вызову магии, — она подняла левую руку. Рукав опустился, показав её CAD; он был не в спящем режиме, но в режиме ожидания. — Кроме того, у меня также есть телохранитель.
— Хм, правда? — Миюки отчаянно оглянулась вокруг, но она не смогла найти и следа кого-то, похожего на телохранителя.
— ...Он ожидает на станции, — Маюми тонко остановила её поиск, — как можно догадаться, я смущаюсь ходить по дороге в школу в сопровождении телохранителя.
Даже если она сама это сказала, это не меняет того, что это и впрямь смущает.
— Ох, вот почему она сказала «не нужно проводить её до дома»... как только ты доберешься до станции, телохранитель будет ждать.
Когда Тацуя это услышал, его лицо, наконец, показало, что он понял.
— Верно.
Однако теперь, когда это было объяснено, кое-что новое подняло его любопытство:
— Но почему ты объяснила это нам?
Тацуя знал, что это бессмысленный вопрос, но не мог укротить своё любопытство. Если то, что она только что сказала, — правда (хотя казалось, что здесь нет никаких причин для лжи), то Мари тоже об этом знает.
— Да-а... может, я просто хотела пойти домой с Тацуей-куном и Миюки-сан?
Однако посмотрев на застенчивое лицо Маюми, когда та ответила, у Тацуи появилось предчувствие «полного провала»...
— Со мной тоже?
У Миюки не было того же предчувствия, что у брата, поэтому Маюми улыбнулась (как старшая сестра) на то, как та склонила голову.
— Да. Прошлой осенью я стала Президентом школьного совета; хотя сама по себе первая половина года тоже была насыщена, но по-настоящему насыщенной порой для меня была эта, вторая половина года, — затем она перевела взгляд на Тацую, — и это, несомненно, благодаря вам двоим.
— ...Думаю, ты нас
Когда Тацуя бесстрастно отклонил её заявление, Маюми от всего сердца засмеялась:
— Я лишь недавно начала это понимать, но... Тацуя-кун, ты скромный человек. — Наблюдая, как у Тацуи не осталось чем ответить, что на его лице закрепилась маска «но», Маюми выдала поток «неукротимых» пронзительным смешков: — Это поведение подобает твоему возрасту? Иногда я чувствую, что и впрямь имею дело с десятилетним?
За исключением Маюми, знакомые Тацуи, которые иногда ставили под сомнение его настоящий возраст, все считали, что он старше; единственное, что он мог сделать, это погрузиться в молчание с удивленным взглядом на лице.
Зрение Маюми расплылось слезами — настолько сильно она смеялась, она протерла пальцами глаза и с веселым лицом посмотрела на Тацую и Миюки.
— ...А-тян и Ханзо-кун — очень хорошие дети, но вы двое и впрямь самые запоминающиеся из всех моих прекрасных кохаев старшей школы.
Её лицо озарила необычайно яркая улыбка, Миюки тоже поразилась до потери речи. И совершенно иным образом, нежели брат, чьи уши горели.
Дом семьи Шиба, так как их отец остановился в жилье их приемной матери, был на самом деле домом для их двоих, Тацуи и Миюки; для частного дома он был довольно большим. Хотя и не был особняком, как дом Китаямы или Саэгусы (Тацуя и Миюки на самом деле не видели ни одного из них); по сравнению с ними он был на уровне частного дома.
Хотя его и нельзя было назвать простым частным домом.
Здесь, под землей, находился инженерный магический научно-исследовательский центр, который был столь же высокотехнологичный, как и исследовательская лаборатория университета (По тем или иным причинам он был похож на некое тайное убежище, но это был просто переоборудованный в лабораторию подвал, такой же площади, как и этаж выше).
Тацуя, который вышел из этой подвальной лаборатории в гостиную выше, имел необычно усталый вид; его тело погрузилось глубоко на диван. Большим и средним пальцем он сильно массировал себе виски; он повернул голову один раз, затем второй раз. В этом состоянии он посмотрел в потолок и привел в порядок мысли.
Голова кипела от праздных мыслей о событиях, имевших место сегодня вечером. Он думал о телохранителе, которому Маюми его представила, когда они пришли к станции. Телохранитель неожиданно оказался мужчиной.
Тацуя считал, что охранник девушки возраста Маюми должен быть, несомненно, женщиной; если честно, он был очень удивлен. Этот мужчина был пожилым джентльменом, хорошо выглядевшим в свои пятьдесят; в нем не могло быть какого-либо намека на непристойность, но...
Впечатление, которое давал этот джентльмен, было не телохранителя, но, скорее, дворецкого, и больше дедушки, чем дворецкого. Однако его спина была прямой, как штырь, он был худой, но крепкий; он, несомненно, был на «службе» — это ясно понималось с первого взгляда. Он не стал в какую-либо особую позицию, но в нём была отполированная вежливость; у него был опыт военной службы, более того, это была длительная служба в различных местах. Он привык носить форму — его выдавало то, как он стоял.