Летние сумерки (сборник)
Шрифт:
Как-то одна из воспитателей сообщила, что открылось новое училище декоративного садоводства, куда учащихся интерната принимают вне конкурса.
После окончания восьмого класса Ирина поступила в «цветочное» училище и с гордостью объявила родным, что теперь будет заниматься любимым делом, «самым красивым на свете».
В училище ей нравилось все: и маленькие светлые помещения с вьющимися и стелющимися растениями, и новые подруги, среди которых она особенно сдружилась с Галей, тоже хромоножкой, ставшей калекой после перенесенного полиомиелита. С Галей они были самыми старательными, пытливыми ученицами, обе на занятиях жадно впитывали все изучаемые предметы: цветы и их выращивание, аранжировка букетов, озеленение
Единственный мужчина преподаватель, несмотря на пожилой возраст, выглядел восторженным юношей; толстяк, с редкими седеющими волосами, с добрым открытым лицом, он уверял, что растения имеют душу, любят музыку и даже чувствуют плохих и хороших людей.
— …Возьмите розу. Вот считают, если на ветке два нераспустившихся бутона, один лучше срезать, чтобы все соки шли на другой цветок. Срезают, а второй не распускается. Вот так, мои милые барышни-цветочницы… Вот, пожалуйста, — он подходил к мимозе. — Видите, листочки не сжимаются. Почему? Потому что я… Правильно! Добрый человек. А попробуйте надломить мимозу и подойти к ней еще раз — она сожмется от страха… У меня дома есть свой доктор. Один кустарник, тип лимона. Я по его листочкам знаю, когда должен заболеть. Если вечером листочки опускаются — все, утром чувствую себя плохо… Есть, конечно, и вредные цветы, вызывающие аллергию. У ландыша, например, ядовитые испарения. Есть легенда, как в древнем Риме один старик проводник завел вражеское войско в долину ландышей. Там воины расположились на ночлег, а утром никто не проснулся…
Он призывал девушек «любить цветы, гладить их, разговаривать с ними» — особенно дикие полевые, «с истинно природным цветом и запахом». Он рассказывал, что во времена его детства и ромашки и колокольчики были намного крупнее теперешних, что от варварских набегов разных «друзей природы» и эти последние цветы исчезают, а некоторые, вроде водяных лилий, почти совсем исчезли.
После занятий Ирина с Галей ходили в кафе-мороженое или в кино. На улице они чувствовали себя неуверенно: то и дело замечали сочувствующие взгляды старух, подчеркнутое внимание женщин, полное безразличие мужчин — им постоянно напоминали о неполноценности, поэтому, прогуливаясь, они стыдливо озирались по сторонам, старались незаметно пройти под деревьями, чтобы никого не смущать своим видом.
Ирина умело скрывала горб шарфом или перекинутым через плечо платком, ходила не сутулясь, и многие не замечали выступа у правой лопатки, и хромала она не сильно. Конечно, ей стоило усилий с помощью клюшки передвигать больную ногу, но со стороны могло показаться, что она просто ее подвернула — внешне нога мало чем отличалась от здоровой и не бросалась в глаза. Зато лицо Ирины имело тонкий овал, а ее большим медовым глазам могла позавидовать любая кинозвезда. Галя с искренним восхищением расхваливала лицо подруги.
— Как говорится, с лица воды не пить, — отмахивалась Ирина. — Фигура для женщины важнее. Я бы много отдала, чтобы у меня было какое угодно лицо, а фигура нормальной.
— Может, ты и права, — вздыхала Галя. — Но у меня-то и лицо противное. Я безнадежная уродина. Вся нескладная, будто на меня кто-то наступил и ударил по ногам… И почему я тогда, в детстве, не умерла?! Всем было бы легче. И мне, и маме.
— Что ты говоришь! — возмущалась Ирина. — Посмотри, какие у тебя руки и волосы!.. И вообще, главное у женщины — душа. Вот посмотришь, мы еще с тобой вылечимся.
Ирина утешала подругу; сама слабая, она поддерживала еще более слабую и от этого приобретала уверенность в себе. В такие минуты ей на самом деле казалось, что рано или поздно они будут такими, как все.
Здоровье у Ирины было неважное, подточенное операциями и лекарствами, и постоянными переживаниями, но никто не видел ее в унынии — она умела скрывать боль; к тому же унаследовала от матери легкий независтливый характер… Но все же полновесной жизнью она жила только во сне, и только во сне ее улыбка была по-настоящему счастливой.
Иногда Ирина ездила к Гале, и они выгуливали ее догиню Рэську. Галя жила в Щукино с матерью, худой, нервной женщиной, которая приходила с работы усталая, жаловалась на жизнь и не переставая курила. Галя тоже покуривала, но полулегально — мать ругала ее за «дурацкую привычку». Рэська была молодой нескладной собакой с уныло-задумчивой мордой.
— Моя Рэська немного дебилка все же, — как-то сказала Галя подруге, когда они гуляли в сквере. — Такая же уродка, как я. Правильно говорят, собака похожа на хозяина. У нее и походка какая-то спотыкающаяся, как у меня, только палки не хватает.
— Рэська красивая, — возразила Ирина, теребя собаку за загривок. — Она еще девушка. Вот подожди, округлится, станет лучше. А потом влюбится, расцветет…
— Вообще-то у них, у собак, все как у людей, — кивнула Галя. — У них очень сложные отношения.
На некоторое время девушки смолкли, не решаясь развивать небезопасную для них тему любви, потом Галя спросила:
— А почему ты не заведешь себе собаку?
— Обязательно заведу, — с внезапной радостью Ирина обхватила Рэськину голову и чмокнула ее в большой влажный нос. — Вот скоро наш дом поставят на капитальный ремонт и мне дадут отдельную комнату. Тогда будем у меня собираться… Так хочется пожить без родителей… Проигрыватель куплю…
Заканчивался сентябрь, но погода стояла по-летнему жаркая и в выходные дни многие отправлялись на пляж. Мимо Ирины с Галей, которые выгуливали догиню, в сторону Москвы-реки прошла компания молодых людей с транзистором; парни обнимали девушек, рассказывали что-то веселое, девушки громко смеялись. Ирина с Галей проводили компанию взглядами и, не сговариваясь, медленно побрели к реке; подошли к пляжу и, прогуливаясь вдоль изгороди, украдкой посматривали на загорелых людей — одни лежали на траве, другие играли в волейбол. В какой-то момент Галя не выдержала, остановилась и стала откровенно, с завистливым восхищением рассматривать отдыхающих. По ту сторону изгороди, совсем близко, трое молодых людей перепасовывали друг другу мяч, рядом стояла красивая девушка в купальнике яркой расцветки. Эта бесстыдница стояла, широко расставив ноги, запрокинув голову, подставляя стройное тело лучам солнца, по ее блуждающей улыбке чувствовалось, что она себе очень нравится. Время от времени, как бы подчеркивая прелесть своей фигуры, девушка меняла позу — со стороны могло показаться, что она просто хочет равномерно загореть, но Галя занервничала, достала сигарету, закурила.
— Крутится, чтобы ее лучше рассмотрели парни. Терпеть не могу таких, чересчур жизнерадостных. Это от глупости, от эгоизма. Разве можно быть всегда веселым, когда вокруг столько горя. Вон у нас недавно одна молодая женщина умерла, и в мире постоянно где-нибудь идет война и люди умирают от голода.
— Они, здоровые, об этом не думают, — сказала Ирина. — Здоровье есть — что еще нужно для счастья?.. Но знаешь что? Здоровье, внешность — это ведь не их заслуга. Такими они родились, а еще неизвестно, какая у них душа.