Летний домик с бассейном
Шрифт:
В этот самый миг наши взгляды встретились. Каролина стояла рядом с Эмманюель, одну руку она положила девушке на плечо, пальцы другой аккурат прикоснулись к винным пятнам на ее блузке. Она повернула голову и посмотрела на меня.
И я отчетливо увидел: жена мне подмигнула. Я не очень-то понял, к чему относилось подмигивание — к облитой вином блузке Эмманюель или ко всей ситуации с петардой и злостью Юдит, да это и не имело особого значения. Каролина просто видела комичность. Мы непременно уедем в понедельник, сказала она, но мысленно уже явно попрощалась с Мейерами и их дачным домом. Нет, даже не попрощалась, а отмежевалась.
Юлия и Лиза вместе с Алексом и Томасом решили ехать в машине Ралфа, на заднем сиденье. Перед тем как сесть на пассажирское место рядом с Ралфом, Юдит на миг прислонилась к дверце машины и посмотрела на меня. Я ответил на ее взгляд, задержал его, как задерживают взгляд женщины, занимаясь другим делом. Второстепенным. Я видел, как свет наружного фонаря над дверью гаража отражается в ее глазах. Думал о возможностях пляжа. Наверняка там полно народу. Мы потеряемся. Кое-кто потеряется. А другие как раз найдутся.
— Я вот думаю: может, мне тоже остаться здесь? — Каролина возникла рядом со мной, положила ладонь мне на предплечье.
— Да? — Я чуть наклонил голову, чтобы свет фонаря не падал мне на лицо. — Не хочешь, так и не езди. Ничего особенного. Раз ты устала, прокачусь один.
25
Иной раз прокручиваешь свою жизнь вспять, чтобы посмотреть, в какой точке она могла принять другое направление. А иной раз прокручивать вспять совершенно нет нужды — ты и сам еще не знаешь, но она прокручивается только вперед. Хочешь остановить кадр… Вот здесь, говоришь себе. Если б вот здесь я сказал что-нибудь другое… сделал что-нибудь другое.
Тем вечером я поехал на пляж. И вернулся совсем другим. Другим не на час, не на несколько дней, нет: навсегда.
Сажаешь пятно на брюки. На любимые брюки. Стираешь их десять раз подряд, при девяноста градусах. Трешь, скоблишь, выкручиваешь. Пускаешь в ход тяжелую артиллерию. Отбеливатели. Жесткие губки. Но пятно неистребимо. Если трешь и выкручиваешь слишком усердно, вместо одного пятна разве что возникает другое. Пятно, где ткань стала тоньше и обесцветилась. Обесцвеченное место — это воспоминание. Память о первом пятне. Теперь можно сделать две вещи. Выбросить брюки или всю оставшуюся жизнь ходить с этой памятью. Но выцветшее место напоминает не только о пятне. Оно напоминает и о времени, когда брюки еще были чистыми.
Если прокрутить достаточно далеко вспять, в кадре в конце концов появятся чистые брюки. Между тем ты уже знаешь, что чистыми они не останутся. Я знаю, что до конца своих дней буду прокручивать жизнь вспять. Здесь, раз за разом буду я спрашивать себя. Или еще раньше?.. Здесь? Я останавливаю кадр.
Вот здесь еще чисто.
А здесь уже нет.
Мы только-только съехали по дорожке на шоссе, когда Стэнли Форбс достал из нагрудного кармана пачку «Мальборо» и сунул мне под нос. Я благодарно вытащил сигарету.
— Смотри осторожнее, — сказал он.
— Что?
— Ты слишком забираешь вправо, мы чуть не снесли боковое зеркало вон того фургона.
Я принадлежу к числу людей, которые с трудом терпят критику по поводу своей манеры вести машину. Точнее, совершенно не терпят. Но, если честно, я прекрасно понимал, что Стэнли, скорее всего, прав. Знал ведь, что вообще-то выпил лишнего и садиться за руль мне бы не следовало. Перед отъездом я и сам на миг заколебался. Стэнли готов был отправиться на пляж в своей прокатной машине, стоял с ключами в руке, но в конце концов пожал плечами и сел ко мне единственным пассажиром.
— Спасибо, — сказал я теперь. — Тогда ты смотри направо, а я налево.
Я переключил передачу, сбавил скорость. Метрах в тридцати исчезли за поворотом красные габаритные огни Ралфова «вольво». Я осторожно затормозил у обочины. И все же услыхал, как шины со скрипом, похожим на зубовный скрежет, отерлись о бордюрный камень.
— Ты что делаешь? — спросил Стэнли.
— Да так, подумал кое о чем. Нынче праздник. На шоссе к пляжу наверняка стоит патруль. А я выпил многовато, мигом отберут права.
— О’кей.
— Но тут есть другая дорога. Песчаная. Как тебе известно, мы сперва несколько дней прожили в кемпинге. Если я отсюда отыщу кемпинг, то и дорогу найду.
Приложив некоторые усилия и несколько раз заехав в тупик, мы все-таки нашли песчаную дорогу, которая, по моим расчетам, должна вывести нас к кемпингу. Справа и слева высились деревья, я опустил боковое стекло и включил фары.
— Справа деревья, Марк, — сказал Стэнли. — И слева небось тоже.
Мы оба невольно рассмеялись, и, словно доказывая, что у меня все опять под контролем, я прибавил газу. Колеса засвистели по песку, машина, покачиваясь, рванулась вперед.
— Yeah! — сказал Стэнли. — Zebra One, we are on our way! [12]
Наверно, это была цитата из фильма, которую мне полагалось бы знать, но, увы, я понятия не имел, откуда она. И спрашивать у Стэнли не хотел. Пожалуй, у меня были вопросы к кинорежиссеру, только другие. Сколько лет Эмманюель, собственно говоря? Она и трахается так же вяло, как выглядит, или, как часто бывает, внешность обманчива, и ты, старый хрен, за ней толком не поспеваешь? Она и в постели очки не снимает? Но эти вопросы я не задал. Спросил:
12
Да!.. Зебра-один, скоро будем! (англ.)
— Кстати, о чем это толковал Ралф? Перед обедом. Ты, мол, что-то рассказывал, что наверняка и мне интересно.
— Ах, это.
— Если неохота рассказывать, так и не надо. В другой раз.
Песчаная дорога между тем круто пошла вниз, временами в глубине среди деревьев мелькали огни — вероятно, прибрежные бары и рестораны. Мы ехали правильно.
Стэнли тоже опустил боковое стекло. Выбросил окурок, закурил новую сигарету.
— Через несколько месяцев после одиннадцатого сентября правительство Буша пригласило кой-кого из кинорежиссеров в Белый дом. Прежде всего тех, кто снимает научную фантастику. Стивена Спилберга, Джорджа Лукаса, Джеймса Камерона. И меня. Я сделал парочку научно-фантастических картин. Одну выпустили в Европе только на DVD, зато другая прошла на экранах с большим успехом. «Дрожь». Не знаю, может, ты видел?