Летний остров
Шрифт:
– Нормально.
Руби обошла инвалидное кресло, налила себе кофе, добавила сливки и сахар. После пары глотков она более или менее почувствовала себя человеком и, прислонившись к дверце буфета, принялась наблюдать, как мать жарит бекон и делает оладьи.
– Я не ела подобного завтрака с тех самых пор, как ты от нас ушла.
Норе стоило заметного труда удержать на лице улыбку.
– Хочешь, я нарисую на твоих оладьях рожицы из шоколадной пасты, как в детстве?
– Нет уж, спасибо. Я стараюсь не есть углеводы с шоколадом.
Руби накрыла на стол, поставила две тарелки и села. Нора
– Ты хорошо спала? – спросила она, наливая в тарелку сироп.
Руби забыла, что мать любит разламывать оладьи и макать кусочки в сироп. Эта маленькая подробность напомнила ей обо всех кусках и кусочках их совместной жизни, о бесчисленных мелочах, связывавших мать и дочь независимо от того, хотела Руби или нет.
– Ты уже спрашивала.
Вилка Норы звякнула о край тарелки.
– Завтра надо не забыть надеть под ночную рубашку бронежилет.
– А чего ты от меня хочешь? Чтобы я, как Кэролайн, притворялась, будто между нами все прекрасно?
– Не тебе судить о моих отношениях с Кэролайн, – резко бросила Нора, взглянув на дочь. – Ты всегда считала, что знаешь все на снеге. Раньше я думала, что это хорошо для девочки, но теперь вижу, что в такой уверенности есть своя сторона. Ты причиняешь людям боль. – Руби видела, что ее мать словно раздувается от гнева, а потом быстро сдувается, как шарик, и снопа становится худой усталой женщиной. – Очевидно, и этом виновата не только ты.
– Не только? А тебе не приходило в голову, что моей вины здесь вообще нет?
– Кэролайн тоже осталась без матери, но она не ожесточилась и не потеряла способность любить.
Если раньше Руби сдерживалась, то теперь просто взорвалась:
– Кто сказал, что я не умею любить? Я пять лет жила с Максом!
– И где он сейчас?
Руби порывисто встала из-за стола, испытывая внезапную потребность увеличить дистанцию между собой и матерью.
Нора подняла голову. Руби прочла в ее взгляде понимание и нежность. Ей стало неловко.
– Сядь. Оставим серьезные темы. Если хочешь, поговорим о погоде.
Руби почувствовала себя глупо: стоит тут, дышит как паровоз и ясно показывает, что замечание матери больно ее задело.
– Руби Элизабет, сядь и доешь свой завтрак.
Нора умела говорить таким тоном, что взрослая женщина мгновенно превращалась в ребенка. Руби послушно сделала то, что ей было велено. Нора подцепила кусочек бекона и с хрустом надкусила поджаристую корочку.
– Нам нужно съездить за покупками.
– Хорошо.
– Может, прямо сегодня утром?
Руби кивнула. Доев последний кусок, она встала и начала убирать со стола.
– Я вымою посуду. Тебя устроит, если мы двинемся через полчаса?
– Давай лучше через час, мне нужно как-то исхитриться обтереться губкой.
– Я могу приподнять твою ногу на веревке и опустить тебя в ванну, как якорь.
Нора рассмеялась:
– Нет уж, спасибо. Как-то не хочется утонуть нагишом с задранной кверху ногой. То-то был бы праздник для «желтой прессы»!
Руби не сразу осознала смысл ее слов, а когда осознала, повернулась к столу:
– Я бы не дала тебе утонуть.
– Знаю. Но стала бы ты меня спасать?
Не дожидаясь ответа, Нора развернула кресло и поехала в спальню, по дороге закрыв за собой дверь. Руби осталась стоять, глядя ей вслед.
«Стала бы ты меня спасать?»
Орден сестер святого Франциска появился на Летнем острове во время Первой мировой войны. Какой-то щедрый человек (вероятно, он вел такую жизнь, что его бессмертная душа оказалась в опасности) пожертвовал ордену больше ста акров прибрежной земли. Сестры, натуры не только высокодуховные, но и не лишенные деловой сметки, построили рядом с причалом, которому предстояло стать паромной пристанью, магазин. На пологих склонах за магазином они возвели обитель, скрытую от глаз туристов. Сестры выращивали скот и владели самым урожайным яблоневым садом на всем острове. Они сами пряли и ткали, красили ткань настоями трав, которые сами же и сеяли, и из полученной коричневой материи вручную шили себе монашеские одеяния. Обитель была готова принять не только любого члена ордена, но и женщин, бежавших от несчастной жизни и нуждавшихся в приюте. Этим женщинам предоставляли кров и то, чего им больше всего не хватало в жестоком и суетном большом мире, – время. Они занимались простыми повседневными делами, могли носить такую одежду, в какой ходили еще их бабушки, и общаться с Богом, связь с которым утратили.
По воскресеньям сестры открывали двери небольшой деревянной церкви для своих друзей и соседей.
С ближайшего острова приезжал священник и вел службу на латыни. Это была скромная церковь, где плач ребенка, заскучавшего во время молитвы, не вызывал возмущения, а к пустой тарелке для пожертвований относились с пониманием – что поделаешь, трудные времена!
Магазин «Господь даст пищу», открытый монахинями, по сей день оставался на острове единственным. Руби въехала на посыпанную гравием автостоянку, поставила мини-фургон рядом с чьим-то ржавым пикапом, затем помогла Норе перебраться в инвалидное кресло. Они вместе двинулись по крытому дощатому тротуару, связывающему три общественных городских здания. Крыша и столбики, поддерживающие ее, были увиты глицинией с душистыми белыми цветами. Вдоль тротуара попадались скамейки, сколоченные руками монахинь. Позже, когда начнется туристический сезон, все они будут заняты людьми, дожидающимися парома.
Руби открыла затянутую сеткой дверь. Звякнул колокольчик. Нора въехала внутрь. Изнутри узкое длинное здание напоминало коробку для обуви. Свет через двустворчатые окна попадал на стойку кассира. Сухие продукты были аккуратно разложены на полках. В магазине имелись небольшая морозильная камера, где хранились разные сорта мяса – говядина, свинина, баранина, птица, – и холодильник с овощами. Сестры сами выращивали их на своей земле.
Сидевшая за кассой монахиня обернулась:
– Нора Бридж? Руби? Неужели это вы?
Сестра Хелен вышла им навстречу. Ее юбка задралась, обнажив полные белые икры и ступни в шерстяных носках. Зеленые башмаки на деревянной подошве стучали при каждом шаге. Мясистое лицо монахини сморщилось в приветливой улыбке, при этом глаза за стеклами очков превратились в щелочки. Как всегда, сестра Хелен походила на старого, но бодрого гнома.
– Хвала Господу, – сказала она с сильным немецким акцентом. – Давно мы вас не видели! – Она посмотрела на Руби. – Как поживает наша шутница?