Летний остров
Шрифт:
Руби поставила машину рядом с обшарпанным отцовским «фордом», вышла и остановилась оглядеться. Вокруг все осталось в точности таким, как ей запомнилось. Она направилась к черному ходу по посыпанной гравием дорожке, мимо пустующих теперь кроличьих клеток, которые они когда-то строили вместе с отцом. Во дворе, как и прежде, буйствовали сорняки, среди них встречались и неухоженные цветы. Большими кунами, высотой по пояс, рос нивяник, его цветки привлекли пчел со всей округи. Сетчатая дверь болталась на одной петле,
Руби помедлила на веранде, мысленно готовясь увидеть новую семью отца, поселившуюся на месте старой. Она знала, что входит в дом другой женщины, женщины, которая была всего лет на десять старше самой Руби. Ей предстояло в первый раз увидеть маленького мальчика, не имевшего ни малейшего понятия о том, что его отец взял новый старт в жизни, оставив детей от первого брака на руинах разбитой семьи.
Руби вздохнула поглубже и постучалась. Никто не ответил. Она открыла сетчатую дверь и вошла в кухню.
Перемены были видны повсюду. Клетчатые розовые занавески в оборочках. Белая кружевная скатерть. На стенах – молочно-белые обои с рисунком из крупных роз. Если Руби нужны были доказательства того, что жизнь отца продолжается (а они ей не требовались), то эти доказательства наличествовали в избытке. Поверх их прежней жизни нарисовали новую.
– Папа! – позвала Руби.
Голос прозвучал слабо, но ее это не удивило. Она обогнула стол – стулья рядом с ним были выкрашены ярко-зеленой краской – и заглянула в гостиную.
Отец стоял на коленях перед небольшой печью и подкладывал в огонь дрова. Когда он поднял голову и увидел Руби, его глаза удивленно расширились, а на морщинистом лице появилась широкая улыбка.
– Это ты… Не может быть!
Он закрыл дверцу печи и встал.
Подойдя к дочери, отец было протянул к ней руки, потом замялся, но в последний момент все же неловко обнял ее.
– Кэролайн говорила, что ты здесь. Я не знал, заглянешь ли ты ко мне.
Руби обняла отца, борясь с внезапным желанием расплакаться. От него пахло древесным дымом, солью и краской. Она отстранилась и сказала дрожащим голосом:
– Я не могла не приехать.
Однако оба знали, что это лишь полуправда, желаемое вместо действительного. Руби даже не позвонила отцу и сейчас с горечью осознала, какой оказалась эгоисткой.
Отец дотронулся до ее щеки. Его шероховатая мозолистая ладонь напомнила Руби о том, как он часами чистил песком лодки, а потом они подолгу сидели па пристани в лучах заходящего солнца, разговаривая ни о чем.
– Я по тебе скучал, – признался отец.
– Я тоже по тебе скучала.
Руби сказала правду, ей его не хватало каждый день и все время. Сейчас, стоя рядом и читая любовь в его взгляде, она жалела, что не проявила больше снисходительности, когда отец женился во второй раз, что не смогла более доброжелательно отнестись к его новой жизни.
Именно такого рода мысли постоянно вертелись у Руби в голове: сожаление, надежды на перемены к лучшему, но в конце концов ничего не менялось. Она по-прежнему говорила первое, что приходило в голову, и причиняла боль любому, кто причинял боль ей. Похоже, она ничего не могла с этим поделать. Она коллекционировала обиды и недовольство так же, как когда-то коллекционировала кукол Барби: ни одной не выбрасывая и не делясь ни с кем. В свое время отец больно ранил Руби, и она не знала, как с этим справиться. Боль навсегда осталась в ней, как осколок, вонзившийся под кожу.
Руби неуверенно взглянула на лестницу, гадая, где сейчас Мэрилин.
– Я вам не помешаю?
– Мэри повезла Итана к врачу. – Отец усмехнулся. – И даже не пытайся притворяться, будто не рада, что ее сейчас нет.
Руби робко улыбнулась.
– Вообще-то я бы хотела увидеть мальчика… моего братика, – поправилась она, видя, как отец на нее смотрит.
– На этот счет не беспокойся.
Отец быстро – слишком быстро – отвернулся и направился в гостиную. Руби поняла, что задела его чувства. Он сел на диван с потрепанной цветастой обивкой, положил ногу на ногу.
– Как у тебя дела с мамой?
Руби плюхнулась в большое мягкое кресло у огня.
– Бои местного значения.
– Однако видимых повреждений не заметно. Признаться, когда Каро мне сказала, что ты вызвалась позаботиться о Норе, я был потрясен… и горд.
Руби вдруг сделалось до боли жаль их прежних отношений. Самое ужасное, что они не спорили, не ссорились. Встретив Мэрилин, отец просто отдалился от дочерей, ушел из их жизни, даже звонить стал редко.
– Я собирался на этой педеле вас навестить.
Отец улыбнулся хорошо знакомой Руби улыбкой, словно говоря: «Ты же знаешь, как это бывает». Таким образом он обычно напоминал собеседнику, что у него на уме другие заботы и другие люди. Руби давно запретила себе обижаться на подобное равнодушие.
– Как рыбалка в этом году? Удачно?
В глазах отца что-то промелькнуло и мгновенно исчезло, но Руби все же успела заметить.
– Папа, в чем дело? Что-нибудь не так?
– Прошлое лето выдалось отвратительным. Наверное, мне придется продать еще часть земли.
– Ох, папа…
Руби вспомнила предыдущий разговор на ту же тему. Это произошло через год после ухода матери. Тогда отец за весь сезон ни разу не рыбачил. Они продали последний участок, выходивший на море, и остались всего с сорока акрами. Руби отчаянно хотелось помочь, но в то время она располагала только деньгами, заработанными на сборе вишни.
– Сколько тебе не хватает?
– Три тысячи долларов. Не думай об этом, давай лучше поговорим…
– Я могу тебе одолжить.
– Ты?