Летний остров
Шрифт:
Руби нахмурилась. В детстве она слышала эту историю тысячу раз, но сейчас она звучала как-то по-другому.
– Ты ее не любил?
– Когда женился – нет. Хотя, пожалуй, это не совсем так, просто я больше любил других женщин. Как бы то ни было, мы поженились, провели прекрасный медовый месяц на озере Квинолт-Лодж, и я отбыл. Твоя мама переехала к моим родителям. К концу первой недели они оба в ней души не чаяли. Она заменила им дочь, которой у них никогда не было, и любила эту землю так, как я никогда не любил. Ее письма помогли мне выжить. Это смешно, но я влюбился в твою мать, когда
У Руби возникло жутковатое ощущение, словно вся ее жизнь превратилась в песок и медленно утекает сквозь пальцы.
– После моего возвращения из Вьетнама мы с Норой переселились на Летний остров. Я стал работать в продуктовом магазине. Все считали меня неудачником. «Такие надежды подавал – и на тебе!» – шептались люди в таверне при моем появлении. Как же я ненавидел свою жизнь! – Рэнд внезапно посмотрел Руби в глаза. – Я не хотел, чтобы так получилось.
Она судорожно сглотнула. Во рту появилась непривычная горечь.
– Только не говори…
– Я спал с другими женщинами.
– Нет!
– Поначалу твоя мать об этом не знала. Я был осторожен – во всяком случае, настолько, насколько способен осторожничать тонущий человек. Я начал пить, пил много и ничего не мог с этим поделать. Вскоре Нора стала что-то подозревать, но не спешила меня судить, всегда истолковывая сомнения в мою пользу.
– Боже, – прошептала Руби.
– Тем летом кто-то сказал ей правду. Она потребовала у меня объяснений. К несчастью, я был тогда пьян, наговорил ей ужасных вещей. На следующий день она ушла.
Руби вдруг показалось, что она летит в пропасть и отчаянно ищет, за что бы уцепиться.
– О Боже, – повторила она.
Это было выше ее сил. Она боялась, что лопнет, если попытается удержать свои чувства в себе.
Отец потянулся к ней через стол. Она вскочила так резко, что опрокинула стул. Отец отпрянул и медленно встал.
– Мы слишком долго несли эту тяжесть. Кто-то из нас попытался бороться, кто-то отказался. Однако все мы страдаем. Я твой отец, она твоя мать. В тебе есть частица ее, а ты – часть ее жизни. Неужели ты не понимаешь, что без нее не можешь быть цельной?
Руби чудилось, будто ее прошлое рушится и осколки падают на нее. Не осталось ничего твердого, незыблемого, о чем она могла бы сказать: «В этом моя правда».
– Я уезжаю.
Отец печально улыбнулся:
– Ну конечно.
– Позвони Норе, передай, что я поехала к Кэролайн. Я вернусь… когда-нибудь.
– Руби, я тебя люблю, не забывай об этом.
Зная, что отец ждет от нее таких же слов, она все же не смогла их произнести.
Глава 16
Руби никогда не бывала в доме сестры, но адрес Кэролайн крепко засел у нее в голове. Кэролайн была единственным человеком на свете, регулярно получавшим от Руби открытку на Рождество. Это диктовалось простой необходимостью: Руби давно поняла, что послать чертову открытку гораздо проще, чем потом одиннадцать месяцев выслушивать упреки.
Руби свернула с широкой автострады и сразу же угодила в пробку. По дороге к разросшемуся пригороду Редмонда машины не ехали, а ползли. Не так давно здесь царила настоящая глушь, сотни акров нетронутой фермерской земли в долине между двумя реками. Теперь же район превратился в Майкрософтленд, высококлассное пристанище для избранных. Застройщики, правда, стремились сохранить сельский колорит: деревья старались уберечь любой ценой, под дома отводились просторные участки, а кварталы носили изысканные названия вроде Вечнозеленой долины или Тенистой аллеи. К сожалению, все дома получились на одно лицо, а место в целом напоминало Степфорд, только в более дорогом обличье.
Руби сверилась с картой и свернула на Эмеральд-лейн – Изумрудную аллею. Вдоль дороги один за другим тянулись большие кирпичные особняки, причем каждый стоял на самом краю участка. Новый ландшафт придавал улице какой-то незаконченный вид. Наконец Руби нашла нужный дом: Эмеральд-лейн, 12712.
Она свернула на подъездную дорогу из голубого асфальта и припарковалась рядом с серебристым фургоном «мерседес». Взяв сумочку, она пошла к дому и остановилась перед двустворчатой дубовой дверью в наличниках с латунной отделкой. Руби постучалась. В доме послышалось движение, кто-то крикнул из глубины: «Минуточку!»
Затем дверь распахнулась, и Руби увидела Кэролайн. Был час дня, но сестра, одетая в светло-голубые льняные брюки и подходящий по цвету кашемировый свитер с воротом «лодочкой», выглядела безукоризненно.
– Руби!
Кэролайн крепко обняла сестру. Руби закрыла глаза и впервые за последние несколько часов вдохнула полной грудью. Наконец Каро отстранилась.
– Как я рада, что ты приехала!
– Извини, мне некогда было пройтись по магазинам… купить подарки детям…
– Не думай об этом.
Кэролайн потянула сестру в дом. Естественно, он был идеален: отделан со вкусом, кругом образцовый порядок, каждая вещь на своем месте. Он не походил на место, где бывают, а уж тем более живут дети. Кэролайн провела Руби через безупречно чистую кухню, сияющую металлом и полированным черным гранитом. Здесь Руби впервые заметила нечто напоминающее о семье – рисунки, прилепленные к дверце большого холодильника. Из окна над двойной мойкой открывался вид на холмистую зеленую лужайку, явно предназначенную для гольфа.
Каро провела сестру через парадную столовую. За стеклами массивного дубового буфета поблескивал бабушкин серебряный чайный сервиз. В гостиной стены были выкрашены «под мрамор», на дубовом паркете по обе стороны от парчового дивана стояли два кресла с высокими спинками, обитые элегантным шелком цвета бренди. Посередине лежал старинный китайский ковер. На двух одинаковых позолоченных столиках розового дерева красовались две одинаковые лампы с хрустальными абажурами.
– Где же дети?
Кэролайн приложила палец к губам: