Летняя королева
Шрифт:
Алиенора задумалась. Решение вполне разумное, но было что-то в Жоффруа, заставившее ее полагать, что муж недооценивает его.
– Я буду рад, если он покинет двор, – добавил Людовик. – Он оказывает на всех дурное влияние. Не хочу, чтобы ты или любая из женщин даже близко к нему подходила, это ясно?
– Но мой долг – разговаривать с твоими вассалами и быть хорошей хозяйкой, – запротестовала Алиенора.
– Тогда разговаривай со стариками и епископами. А Жоффруа Анжуйского оставь в покое. Я серьезно. – Он подошел к ней и остановился рядом, подбоченившись. – Знаешь, какие здесь болтливые языки? Королева Франции должна быть вне
Людовик явно ревновал. Алиеноре это понравилось.
– Ты разве мне не доверяешь? – Она приподнялась на цыпочках.
– Я не доверяю ему… как уже говорил. – Людовик притянул ее к себе и поцеловал. – Даешь слово?
Алиенора вернула ему поцелуй и разгладила морщинку на его лбу кончиками пальцев.
– Обещаю, буду очень осторожна. Идешь в постель?
Все последующие дни Алиенора действительно соблюдала осторожность, поскольку мысль остаться с Жоффруа Анжуйским наедине совершенно лишала ее покоя. Она разговаривала со старыми вассалами и епископами. Водила компании с женами и дочерьми. Единственный раз, когда едва не оступилась, – во время танцев на Рождество: Жоффруа был ее партнером, а по завершении танца поцеловал ее запястье с тыльной стороны, слегка коснувшись кожи зубами – мол, так хороша, что он готов ее съесть, – и с поклоном удалился. Все это были игры, но далеко не безобидные с его стороны. От этого поцелуя по ее телу прошла дрожь, она даже сощурилась. Алиеноре предстояло еще очень многое узнать, но она обязательно научится. И однажды, когда превзойдет его в знании, то настанет ее черед выворачивать его наизнанку, и делать это она будет с легкостью.
Глава 10
Париж, весна 1138 года
Алиенора, охнув, прикусила губу, когда Людовик отстранился и перекатился на спину, тяжело дыша. Он был груб на этот раз, и она чувствовала себя изможденной, однако начала понимать, что его страсть в спальне часто зависела от событий, случившихся за ее пределами. Недавно у нее закончились месячные, и впервые за восемь дней муж и жена легли вместе в постель. Все это время Людовик избегал ее общества и занимал себя молитвами и размышлениями, предпочитая не контактировать с женой, пока менструальная кровь делала ее нечистой.
Они были женаты девять месяцев, но Алиенора так и не зачала. На Рождество месячные задержались, но это оказалось пустяком. Каждый месяц, когда начинался цикл, Аделаида неизменно отпускала колкие замечания насчет исполнения долга и обеспечения Франции наследником. Она ведь в свое время родила отцу Людовика шестерых здоровых сыновей и одну дочь.
Алиенора намотала на указательный палец локон мужа.
– Отец иногда брал нас с Петрониллой в Ле-Пюи на праздник Пресвятой Девы. А прадед подарил аббатству пояс, который когда-то принадлежал матери Христа. Тем, кто молится у Ее усыпальницы, Она, как говорят, дарует плодородие. Нам следует поехать туда и попросить Ее благословения.
Он вздернул брови и вроде бы заинтересовался.
– Сам Карл Великий ездил в Ле-Пюи, – продолжила Алиенора. – Ты обещал, что после коронации мы отправимся в Аквитанию.
– Обещал, – согласился Людовик, – но меня отвлекли другие обязанности. Хотя, конечно, ты права. Я скажу Сугерию.
Алиенора успокоилась. Все-таки «скажу» гораздо лучше, чем «спрошу».
Людовик сел и осторожно потер ее щеку, а потом взглянул на свой палец.
– Что? –
– Мать говорит, ты одеваешься неподобающим образом и красишься и что мне следует быть начеку. Но ты выслушиваешь меня и даришь мне покой. Разве она когда-нибудь так делала? В общем, мне все равно, правда это или нет.
Алиенора смотрела вниз, пока боролась с гневом и раздражением. Они с Аделаидой продолжали борьбу за влияние на Людовика. Ее близость с ним давала ей преимущества, но родительница тем не менее не отступала.
– Ты считаешь, мне следует вести себя и одеваться как твоя мать?
Он слегка содрогнулся.
– Нет, – сказал Людовик. – Я не хочу, чтобы ты походила на нее.
Алиенора изобразила печаль:
– Знаю, ей трудно отказаться от власти и положения, что были у нее так долго. Я чту ее, но не могу стать такой же.
– Ты права, – резко бросил он. – Мы должны отправиться в Ле-Пюи и вместе помолиться.
Алиенора его обняла:
– Благодарю тебя, муж! Ты не пожалеешь, обещаю!
Она соскочила с кровати в одной сорочке и закружилась, ее волосы развевались золотистой вуалью. Людовик расхохотался. Когда Алиенора становилась такой покладистой и нежной, ему начинало казаться, будто он может достичь всего, и ему хотелось подарить ей весь мир – так велика была его любовь. И все же сила его чувств вызывала какую-то неуверенность в глубине души, особенно когда другие высказывались сдержанно по поводу его жены. Вдруг он действительно заблуждается?
Алиенора посерьезнела и снова стала скромницей.
– Мы должны пойти и рассказать Сугерию вместе и спросить у него, что нам взять в качестве подношения.
Ведь тогда Сугерий не сможет высказать неодобрение. Если аббат окажется на их стороне, Аделаида останется одна.
Алиенора и Людовик произнесли молитвы перед статуей Пресвятой Девы и Младенца в соборе Ле-Пюи и преподнесли дары – ладан и мирру в усыпанной драгоценными камнями позолоченной шкатулке. Алиенора помолилась над поясом Девы Марии и обернула его три раза вокруг талии во имя Троицы, чтобы ее чрево оказалось плодовитым.
Ле-Пюи заполнили пилигримы, совершающие паломничество в Компостелу, поскольку здесь располагалась важная святыня на их маршруте. Алиенора и Людовик раздавали подаяния в толпе и даже прошли с паломниками немного. Глаза Алиеноры наполнились слезами: ей вспомнился день, когда отец отправился из Пуатье пешком, а она с сестрой шла рядом. Приняв ее чувства за религиозное рвение, Людовик еще больше воспылал к жене любовью и чуть не лопался от гордости и обожания.
Гостиницы для пилигримов были переполнены, поэтому молодые супруги провели ночь в королевском шатре под звездами. Получив благословение Пресвятой Девы, они занимались любовью весенним вечером, полным нежности и теплоты.
Алиенора сидела в кровати, а вдовствующая королева стояла рядом, когда в спальню ворвался Людовик. Прошло почти три месяца с тех пор, как они возвратились в Париж, и жизнь вернулась в обычную колею, если не считать, что последние четыре дня Алиенору тошнило по утрам, и сегодня Аделаида вызвала королевского доктора осмотреть невестку.
– Сир, – сказал лекарь, дипломатично обернув куском ткани бутылку с мочой, которую изучал, – я счастлив сообщить вам, что молодая королева носит ребенка.