Летняя королева

Чедвик Элизабет

– Видимо, господин де Вермандуа, вы приходите к выводу, что откусили кусок больше, чем можете проглотить, – проговорила она, слегка улыбнувшись.

Он медленно покачал головой, сознавая, что она стала возмездием ему.

– Эмери де Ниорт, – произнес Людовик, обращаясь к Алиеноре.

Королева перестала складывать кольца в шкатулку, ее сердце подпрыгнуло от страха.

– Что с ним?

– Его старший брат обратился ко мне с просьбой исправить содеянное. Говорит, что ты выставила Эмери без причин, обошлась с ним нечестно, тогда как он не совершил никакой подлости. Поведаешь, в чем там дело?

Алиенора

крутила в пальцах колечко с мелкими красными камешками, похожими на гранатовые зерна.

– Он проявлял слишком большой интерес к Петронилле. Я была вынуждена вмешаться.

Людовик вздернул брови:

– Ты прогнала его, а не просто вмешалась.

– Так было нужно, поверь мне.

Он задумчиво взглянул на жену:

– Петронилла, должно быть, поощряла его.

– Я уже дала ей нагоняй, отругала за глупую неосторожность, но все равно, чтобы разжечь костер, нужна лишь искра. Вопрос решен, и возвращаться к нему не будем.

Людовик раздраженно хмыкнул.

– Ей давно пора замуж, – сказал он. – Я займусь этим, как только мы вернемся в Париж.

– Она моя наследница, пока у нас с тобой не появится ребенок, и это моя привилегия – подыскать ей пару, – рассудительно заметила Алиенора. – Но ты прав. Ее следует выдать замуж, как только найдем подходящего кандидата.

Глава 16

Пуатье, позднее лето 1141 года

Завернутая в накидку с поднятым капюшоном, Петронилла украдкой огляделась по сторонам, три раза стукнула в дверь, после чего скользнула в верхнюю комнату башни. Сидя перед очагом, из которого поднимался ароматный дым, ее ждал Рауль. Походная кровать с отвернутым углом покрывала и свежими льняными простынями словно манила. Когда Петронилла вошла, он встал, подошел к ней и, взяв ладонями ее лицо, поцеловал в губы. Она жадно ответила на поцелуй, тихо постанывая. Рауль поднял ее на руки и отнес к кровати; девушка откинулась на матрасе, нетерпеливо поддергивая юбки. Он тяжело дышал, освобождаясь от штанов, потом обхватил ее бедра и с ненасытной пылкостью юноши овладел ею.

Обоюдное желание было таким безумным, что все закончилось очень быстро, и они лежали, переводя дыхание, неудовлетворенные, если не считать чисто физического облегчения. Раулю казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Полный нежности и неутоленного вожделения, он склонился над Петрониллой и принялся целовать ее веки, нос, губы. Взгляд ее был мягким и темным от желания. Она казалась ему восхитительной. Затем он начал медленно ее раздевать, на этот раз никуда не торопясь, и она последовала его примеру, улыбаясь, покусывая и облизывая его кожу.

Второй раз они действовали неспешно и, когда оба получили удовольствие, остались лежать в объятиях друг друга. Петронилла закрыла глаза, наслаждаясь ощущением его рук, которые нежно отводили прядки волос с ее висков. В нем сосредоточились все ее желания. Этот мужчина был для нее отцом, любовником, человеком, обладающим доблестью и весом в обществе, который удовлетворял ее потребности и порывы. Она уже не мыслила жизни без него.

– Что с нами будет? Я хочу быть всегда с тобой. Мне наплевать на политику. Мне наплевать, что я сестра королевы. Если доведется отправиться в ссылку, я с радостью последую за тобой босая, в одной сорочке.

– Я бы не принял от тебя этой жертвы, – мягко заметил он. Такая перспектива была далеко не радужной; лишение всех прав и средств – романтично только на словах, а не

в реальности.

– А я бы все равно так сделала.

Покинув постель, она подошла к складному столику и выбрала из фруктовой вазы гроздь сладкого темного винограда. Ее длинные каштановые волосы спускались ниже талии. Любуясь ее фигуркой, он потянулся за рубахой.

Она вернулась к нему и наклонилась, предлагая виноградинку, зажатую зубами.

– Папский легат когда-то велел моему деду отказаться от бабушки, которая была его любовницей, а тот ответил, что скорее лысина легата зарастет густыми кудрями, чем он так поступит. Ты бы ради меня так сделал? Бросил бы вызов церкви и государству, лишь бы я была рядом?

У Рауля защемило в груди, когда он увидел, какая она ранимая, как дрожит, словно олененок.

– Любимая, – сказал он, сжав ее щеки ладонями, – не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем, когда доберемся до Парижа.

Петронилла скормила ему вторую виноградину.

– Обещаешь?

– Обещаю. – Он легонько шлепнул ее. – Давай одевайся.

– Только если ты мне поможешь, – сказала она, озорно сверкнув глазами.

Рауль улыбнулся и подобрал с полу чулок.

– С огромным удовольствием, любовь моя. Я бы, конечно, предпочел тебя раздевать, но и это приятно. – Взяв тонкую лодыжку в руку, он погладил ее большим пальцем, а затем склонился и перецеловал все пальчики, заставив возлюбленную повизгивать.

Покончив с делами, королевская чета вышла прогуляться в сад, где сгущались сумерки. Дул прохладный ветер, поэтому оба надели мягкие шерстяные накидки, отделанные мехом. Идя бок о бок, Алиенора и Людовик остановились у пруда, чтобы полюбоваться отблесками затухающего света на воде. Женщина вспомнила времена, когда они здесь занимались любовью, сплетя тела, как двое лоснящихся фавнов. Теперь кажется, что это было в далеком прошлом. За каких-то несколько лет они превратились в других людей, совершенно непохожих на ту молодую пару, которая с обожанием познавала друг друга. Алиенора не осмелилась поинтересоваться, помнит ли он то время, потому что боялась услышать ответ. Сумерки навевали грусть, – казалось, будто не только вечер подходит к концу. Это были их последние часы в Пуатье, а когда они уедут, то неизвестно, как скоро окажутся здесь в следующий раз.

– Мне следует вернуться к молитвам, – объявил Людовик, взглянув на небо, и Алиенора почувствовала, как он начал отстраняться.

– Здесь, как в церкви, с тем же успехом можно увидеть Бога. Разве ты не поражаешься чудесам, которые Он создал? Что, например, сравнится с этим? – Она показала на полосу фиолетовых облаков с темно-красным окаймлением. – Даже аббат Сугерий не стал бы возражать. Это лучше любого витража, который он способен придумать.

– Ты права, – согласился Людовик, беря ее за руку – редкий жест по нынешним временам, но это получилось у него само собой.

Она придвинулась к нему, погладила по волосам. Они ей очень нравились – густые, с серебристым отливом, красиво ниспадавшие на плечи.

– Людовик, – тихо произнесла она, подумав, что, быть может, им удастся вернуть былое.

– Сир!

Мгновение прошло, исчезло, как алая полоска заката, когда они отпрянули в стороны и увидели священника Одо де Дёя.

– В чем дело? – рассердился Людовик. – Почему вы нас беспокоите?

Тот смущенно прокашлялся.

– Сир, мадам, мне жаль, что я пришел с дурной вестью, но, как только она станет всем известна, ничего нельзя будет исправить.