Летняя королева

Чедвик Элизабет

Людовик внимательно изучал ногти. Немного погодя он тяжело вздохнул и, покинув кресло, присоединился к жене у окна.

– Если Рауль и твоя сестра исповедуются, а потом будут жить в раскаянии и раздумьях о своем грехе, я подумаю, что можно сделать.

– Благодарю. – Алиенора потупилась, понимая, что сейчас лучше всего немного уступить, чтобы поднять ему настроение. Она подозревала, что сестра не будет сожалеть ни капли, но если изобразит раскаяние, то тогда, возможно, найдется выход. Спустя минуту она задумчиво произнесла: – Будь мы обыкновенными людьми, все было бы

гораздо проще, мы не находились бы в центре внимания. Петронилла и Рауль смогли бы пожениться, и все утряслось бы.

Людовик нахмурился:

– У Рауля есть жена. Он не свободен, чтобы жениться.

– Но когда он соблазнял мою сестру, то почему-то забыл об этом факте, – язвительно заметила она. – Может быть, у него и есть жена, но они давно живут врозь.

– Она племянница Тибо, графа Шампани.

– Да, и этот самый Тибо дважды проявлял неповиновение по отношению к тебе и вел себя так, будто ты не имеешь никакого веса. Если бы они поженились, Петронилла перешла бы под опеку своего избранника, а тебе не пришлось бы отсылать Рауля прочь. Конечно, без критики не обойдется, но со временем всем придется принять этот брак.

Людовик покусывал сустав большого пальца.

– Тебе придется всего лишь добиться расторжения брака для Рауля, чтобы они с Петрониллой могли пожениться, – сказала она тихим, вкрадчивым голосом. – Это решает нашу проблему.

Людовик нахмурился еще больше.

– Может быть, и решает, – медленно произнес он, – но нужно будет найти епископов, согласных расторгнуть брак.

– Я уже думала об этом. Епископ Нуайона – двоюродный брат Рауля, епископы Лана и Санлиса тоже нам не откажут.

Она выбрала тех, кого можно было подкупить или кто имел свой интерес. Они оба это понимали, но вслух не обсуждали, как обычно поступают из чувства такта, но Алиенора была твердо настроена сделать все, что в ее силах, и помочь Петронилле. Противники поднимут голову, но как только Людовик примет решение, можно рассчитывать, что он доведет дело до конца. Им скорее будет двигать желание дать щелчок Тибо из Шампани, чем обеспечить будущее Петрониллы, но это уже не важно.

– Очень хорошо, я напишу им, – коротко бросил он, – но будем держать это в секрете, пока не осуществим наш план. Твоей сестре и Раулю не повредит, если какое-то время они проведут в раскаянии и раздумьях о том, что их ждет впереди.

– Как пожелаешь.

– А ты ведь все заранее спланировала, еще до того, как пришла ко мне, да? – спросил он.

Она подняла на него глаза и положила руки ему на грудь.

– Совсем чуть-чуть, – призналась Алиенора. – Меня очень беспокоило это дело, только и всего, и я хотела поговорить с тобой. Я знала, ты примешь правильное решение.

С блеском во взгляде он обнял ее за талию и поцеловал. Идея унизить Тибо из Шампани с помощью племянницы наполнила его чувством безграничной власти, что переросло во внезапное сильное вожделение. А кроме того, ему захотелось поставить жену на место.

Алиенора охотно откликнулась на его желание, поскольку добилась своего; она решила проблему Петрониллы и Рауля, а заодно получила шанс зачать.

Холодный

дождь превратил дороги на улицах Парижа в отвратительное зловонное месиво. Из дому не выйти, не запачкав туфель и одежды. Даже если удавалось обойти или перепрыгнуть лужи, все равно было не избежать брызг из-под колес.

Во дворце ставни держали открытыми, чтобы впустить дневной свет, но вместе со светом в комнаты проникали миазмы города – смесь затхлости, сырости и мокрой осени.

Закутавшись в теплую накидку, подбитую шкурками русской белки, Алиенора сидела перед жаровней в своей комнате и читала документ, с которого свисали печати на тесемках; несмотря на мрачный день и зловоние, она улыбалась.

Открылась дверь, и вошла Петронилла, а за нею привычный эскорт дам – сплошь солидные матроны. Сестра швырнула накидку на сундук и сняла головной убор, освободив длинные каштановые косы.

– Это конец! – Глаза ее сияли. – Мне отпущены все грехи, я теперь невиннее младенца. Все утро мыла ноги беднякам, после того как они таскались по грязным вонючим дорогам. Я раздавала им хлеб и милостыню, трогала их болячки. – Девушка наморщила носик. – Я вдыхала их зловоние и выдыхала вместе с молитвой. Я склоняла голову и молила о прощении. – Она бросила на сестру дерзкий взгляд. – Я не извинялась за то, что люблю Рауля. Я молилась только потому, что мне надоело быть изгоем. Люди от меня отворачиваются. Я осталась такой же, какой была, но теперь меня все ненавидят.

– Никто не испытывает к тебе ненависти. – Алиенора попыталась проявить терпение. – Иди сюда, сядь рядом.

Петронилла со вздохом подошла и взяла рукоделие, отложенное перед походом в церковь. Это была кайма рубахи с незаконченным орнаментом аканта, который она вышивала зеленым шелком.

– Послушай, – сказала Алиенора, – не знаю, будет ли тебе интересно, но мы с Людовиком в последнее время занимались одним вопросом: есть ли возможность аннулировать брак Рауля. Кажется, что-то получилось.

У Петрониллы шитье выпало из рук.

– Получилось? – переспросила она, не веря своим ушам.

– Не хотела говорить тебе раньше времени, пока не будет ясности. Кроме того, ты должна была искупить свое прегрешение, но мы отыскали трех епископов, согласных расторгнуть брак Рауля. – Она постучала пергаментом по ладони. – Если все пойдет гладко, вы с Раулем сможете пожениться, как только мы уладим этот вопрос.

Петронилла схватилась за сердце, словно стараясь его удержать, и охнула. Алиенора заботливо наклонилась к ней, но та замотала головой и радостно рассмеялась:

– Я знала, ты меня не подведешь! Что бы там ни было, мы одной крови. Это просто чудо. Я молила о чуде все время, что провела на коленях в церкви, когда мыла ноги беднякам! – Она обхватила руками Алиенору и расцеловала. – Спасибо, сестра, спасибо!

Алиенора тоже обняла ее в ответ, и в глазах у нее защипало от слез. Любовь сестры была абсолютно бескорыстной, и неважно, что она там натворила.

– Отныне я обещаю быть хорошей. Я стану лучшей женой в мире! – поклялась Петронилла. – У нас все пойдет по-старому, как было раньше!