Лето, бабушка и я
Шрифт:
— Па! Ну давай сделаем плоскую крышу!
— Дом без крыши — как безрогая корова, — заключал папа.
— Ну оттуда же на море можно будет смотреть!
— Хочешь смотреть на море — иди на море. — Спорить с папой было бесполезно.
Он выбрал второй вариант, как сберегающий средства и полезную площадь: старый дом остается в неизменном виде, а новый отрастает от него в виде пристроек. Никаких профессиональных услуг он не признавал:
— Веками наши предки строили дома сами, и никто им проектов
Папа приглашал домой двух соседских пьяниц — Ахмеда и Рифата, ставил на стол чачу, они сначала стеснялись бабушки, которую безмерно уважали, и вели чинный разговор, но, видя кроткое выражение ее лица и постепенно наливаясь алкоголем, смелели и переходили на привычный ор.
— Они все тут малость туги на ухо, — морщилась бабушка на кухне, нарезая помидоры для салата.
Папа вместе со своими строителями чертил план очередной комнаты, которую просто пририсовывали к имеющемуся дому.
— Это будет гостиная, — покачиваясь, указывал он перстом на листочек в клетку, выдранный из моей школьной тетради.
Утром Ахмед и Рифат приходили, рыли фундамент, заливали бетон, замешивали раствор и резали брикеты. Через неделю гостиная была готова.
— Мурадыч! — орал следущим вечером Ахмед. — А гараж тебе не нужен?
— Как не нужен, — спохватывался папа, — гараж для меня — первое дело!
На стол выкладывался дежурный чертеж, три головы сталкивались в архитектурных муках, гараж пририсовывался к гостиной.
— Нет, — осеняло вдруг папу. — Между гаражом и жилой комнатой должен быть холл!
Ахмед и Рифат влюбленными глазами смотрели на папу — еще бы, он знал слово «холл»! Наливая очередную стопочку чачи, они одобряли любые поправки к проекту.
Бабушка несла на стол каурму [25] и ничем не выражала своего отношения к происходящему.
— А лестница наверх? — задумывался папа, почесывая лысину. — Надо было гостиную чуть побольше делать… Ничего, лестницу сделаем поуже!
25
Каурма — мясные консервы домашнего приготовления.
Вечер неизменно завершался арией «Смейся, паяц!», которую папа предварял беседой об Одесском оперном театре и своей мечте о певческой карьере. Ахмед и Рифат подавленно молчали, во-первых, они не разбирались в опере, во-вторых, понимали, что скоро идти домой, в темноте и по злым собакам.
Мама, приехав на выходные, увидела бетонный лабиринт и предъявила ультиматум: либо папа приведет нормальных рабочих и будет строить хотя бы второй этаж по проекту, либо она отказывается жить в этом модернистском кошмаре.
— Мало того, что выходит не дом, а избушка на курьих ножках, — вещала мама, — так еще и ты с этими ханыгами сопьешься! Образованный человек, что у тебя с ними общего?!
Я ничего не понимала ни в архитектурных тонкостях, ни в социальной дистанции и просто радовалась, что у нас будет большой дом, а у меня лично — собственная комната.
Но все-таки мне пришлось принять в строительстве самое живое участие.
— Русико только что родила, бабушка ей помогает, у мамы — экзамены, потом полевая практика, — перечислил папа все причины, по которым выходил единственный расклад: кормить рабочих, занятых на стройке дома, придется мне.
— Па!!! У меня каникулы! — ошарашенно напомнила я.
— Тебе уже одиннадцать, — парировал папа. — В мое время такие девочки уже всё хозяйство вели!
— О-о-о-о-о, — разочарованно протянула я, впрочем — не слишком яростно, потому что папа меня уважал и даже намерен был доверить такое важное взрослое дело.
— Не переживай, — утешил папа, — на море будем ходить, или… или лучше на речку, и мороженое покупать, а с детьми ты и так играешь.
— Па, ну я же не умею, — неуверенно попыталась я выложить последний козырь.
— Ты у меня самая толковая, — прикрыв веки, побил все козыри папа. — Я бы сам готовил, но днем-то мне работать надо, а без обеда рабочие такого понастроят, что не дай бог.
Кажется, мне никто ничего не предлагает, а просто ставят перед фактом.
— Этот ребенок будет ваших рабочих кормить? — не скрыли неодобрения соседки. — Попросил бы нас — что мы, не люди, что ли?!
— Эта девочка получше вашего все умеет, — надменно отрезал папа.
Я смутилась и стала размером со спичечный коробок.
На обед я пожарила курицу с картошкой и нарубила огромную миску салата из помидоров и огурцов.
Рабочие ждали обеда, повесив носы: глядя на лохматую козявку в шортах, они ждали максимум горелой глазуньи.
— Ва, — восхитились они при виде старательно сервированного стола.
Старший мастер Ниаз недовольно пожевал крылышко и громко пожаловался на гастрит.
Я съежилась и пошла на свое тунговое дерево ждать папу.
— Хозяин, — высказал вечером претензии Ниаз, — я не нанимался в бирюльки играть, у меня тяжелая работа, и питание должно быть горячее — я без первого не могу!
Папа смерил его взглядом и пообещал:
— Будет тебе первое.
Утром папа дал мне подробные указания по поводу борща: я запоминала с ходу, в конце концов столько раз наблюдала живой процесс!
Косточку с мясом сварила, капусту нашинковала, свеклу с морковкой потушила.
Под конец, пыхтя, еле проворачивала половник в огненной лаве, но зелень, соль и аджика были отмерены как положено.
— И это весь ваш борщ? — хмыкнула я, раскладывая порции — по куску красноватой отварной говядины, побольше картошки и гущи, и под конец — по два половника жидкости.