Лето и осень сорок пятого
Шрифт:
– Все это очень хорошо, господин Миядзава, но я бы хотел вернуться к вопросу о бензине. В расчет, за какой корабль его следует отнести?
– Согласно договоренности наших экспертов, следующим, идущим на обмен кораблем, является крейсер "Мёко". Следовательно, передаваемое вами количество бензина будет записано на этот корабль.
– Ничего не имею против этого - карандаш Малика вновь застрочил по бумажному листу, выказывая собеседнику, что точность в расчетах превыше всего.
– Теперь относительно просьбы японской стороны включить в лист обмена советские самолеты, в частности истребители. Советская сторона в принципе не возражает против этого пункта, но тогда возникает один небольшой нюанс. Самые ближайшие к Японии авиационные заводы выпускают в основном истребители марки "Як", тогда как в вашем заявочном списке значатся истребители марки "Ла". Что вы намерены делать? Брать то, что мы можем поставить в краткие сроки или предпочтете ждать, когда их перегонят из европейской части СССР?
– посол говорил спокойно, озвучивая то, что было ему прислано, совершено не ведая той лжи, что была вложена в его уста.
Разбирая японские заявки, специалисты Генштаба пришли к выводу, что не стоит вооружать своего потенциального врага хорошо маневренными и вооруженными "лавочкиными". Взамен их было решено предложить японцам легкие и слабо вооруженные "яки". Посла само собой в подобные тонкости посвящать не стали, но не был вездесущ в них и Миядзава. Он только выразил сожаление, по этому досадному поводу и пообещал дать ответ в самое ближайшее время.
Медленно и неторопливо идя от одного вопроса к другому, господин Миядзава приближался к главному вопросу для Японии вопросу - продления мирного договора.
– Я хорошо понимаю, что главным предметом обмена для советской стороны является линкор "Негато". Это очень хороший корабль, по своим боевым качествам мало чем уступающий нашему самому мощному линкору "Ямато". В списке обмена "Негато" стоит в самом конце, но если советская сторона проявит благоразумие и доброту, мы готовы начать обсуждение по нему в самое ближайшее время - заявил японский переговорщик самым доброжелательным голосом.
– Что подразумевается вами, господин Миядзава под понятием доброты и благоразумия?
– невинно осведомился Яков Александрович, хорошо понимая, откуда дует ветер.
– Ваша готовность к обсуждению продления пакта о не нападении, господин Малик - сказал японец, улыбке которого в этот момент могло позавидовать само лучезарное солнце.
– Мы всегда были готовы к обсуждению любого вопроса со своим восточным соседом, но в сложившихся условиях пакт 1941 года полностью изжил себя. Очень многое поменялось в нашем мире, если не сказать, что всё. Поэтому, он нуждается в коренном переосмыслении и может быть подписан только после соответствующей переработке. Такова позиция моего правительства и отступать от неё оно не намеренно.
– Что же нам мешает начать эти переговоры?
– искренне удивился Миядзава.
– Советская сторона не против этого, но прежде чем начать обсуждения этого вопроса, мы хотели знать, как далеко готова шагнуть Япония в этом процессе. Ведь сейчас, в большей степени японская сторона нуждается в нем и, следовательно, должна пойти на некоторые уступки - Малик выжидательно посмотрел на собеседника и не увидел улыбки на его лице. Миядзава был очень сосредоточен, начав открывать свои карты.
– Ради долгих дружеских отношений с Советской Россией, японское правительство готово пойти на нейтрализацию вооруженных сил Маньчжуо-Го, передислоцировав их с северных границ к столице южной Маньчжурии - Мукдену. Кроме этого, мы готовы отказаться от рыбных концессий в Охотском и Японском море, на компенсационной основе - торжественно изрек Миядзава, но его слова нисколько не обрадовали его собеседника.
– Нейтрализация войск Маньчжуо-Го это очень хорошая новость, которой мы добивались более десяти лет. Я искренне рад это слышать, однако на нынешний момент этого недостаточно. Для заключения прочного и добрососедского мирного договора, Советский Союз требует исполнения трех условий. Передача в полную собственность советской стороне Китайско-Восточной железной дороги, возвращение южной части Сахалина и отказ от Курильских островов - буднично перечислил Малик и от его слов глаза у Миядзавы широко раскрылись.
– Но ведь это совершенно невозможно!
– искренне изумился японец.
– Дипломатия это такой инструмент, посредством которого невозможное можно сделать возможным. Давайте начнем обсуждать это невозможное, и быть может, придем к разумному консенсусу, - предложил ошарашенному Миядзаве Малик, - а пока давайте вернемся к нашим спискам. Что кроме нефтепродуктов, вы хотели бы получить за крейсер "Мёко"?
Торги между двумя высокопоставленными персонами продолжились.
Глава III. Выбор пути.
Докладывать о срыве столь тщательно подготовленной операции, которая должна была поставить финальную точку в войне, всегда трудно. Трудно вдвойне, когда все от тебя ждут победных реляций и оглушительного успеха, но если при этом ты понес ощутимые потери, а неприятель нет, трудности доклада увеличиваются троекратно. Именно такая троекратная тяжесть давила на плечи генерала Макартура и адмирала Нимитца, прибывшего в Вашингтон на доклад к президенту Трумэну.
Направляясь в Белый дом, они ожидали тяжелого разговора, однако разноса не последовало. Вопреки привычному порядку приема, Трумэн принял военных не в своем рабочем кабинете, а в каминной гостиной. Этим, президент как бы давал знак, что настроен на миролюбивую беседу, без криков и угроз.
Три последних месяца, несколько переменили нынешнего властителя Овального кабинета. И хотя в душе он по-прежнему остался боксером драчуном, готовым в любой момент нанести противнику хук с левой, но вспышки его агрессии стали не так часты как прежде. На фоне череды перенесенных неудач, пришло обретение определенной мудрости, что одними криками и угрозами в отношении своих подчиненных проблему не решишь.
Поэтому, когда председатель объединенных штабов доложил президенту о срыве операции "Даунфол" Трумэн не разразился бранью и не устроил истерику, как это было бы три месяца назад. Президент мужественно проглотил пилюлю, преподнесенную ему судьбой, чем вызвал уважение у военных. Молча выслушав список понесенных вооруженными силами США потерь, он предложил вызвать Макартура и Нимитца на доклад в Вашингтон.
– Хочу услышать не сухие строчки докладов, а свидетельства живых очевидцев - пояснил председателю Трумэн.
– Это позволит лучше понять случившуюся трагедию и решить, что делать дальше.