Лето с капитаном Грантом

Иванов Сергей Анатольевич

В первый день после зимних каникул он в этом году начал новую жизнь. Так и решил: с новой четверти — новая жизнь. В семь — подъем. Полчаса — хорошая силовая гимнастика, с гантелями и эспандером, причем вес гантелей будет постепенно увеличиваться, так, чтобы к концу года дойти до трехкилограммовых. Затем — холодный душ, пятнадцать минут на завтрак и пешком в школу. Через год Борька станет самым сильным в классе, а может, и в школе. Продержался он до четверга. А в четверг не услышал будильника. Мама была в ванной и тоже не услышала. Вообще, если честно, то Борька его, конечно, слышал сквозь сон, но решил, что еще минутку полежит. Какая, в конце концов, разница — тридцать минут на зарядку или двадцать девять? Дело ведь в сути, а не в формализме.

А встал в двадцать пять восьмого. Когда мама заглянула в комнату, Борька размахивал гантелями и преувеличенно тяжело дышал. Ему и самому было бы сложно объяснить, зачем понадобилось прикидываться перед мамой. Ведь не она же его заставляла делать зарядку — сам решил! Наверное, именно поэтому: сам решил, а не делает, значит, никакой силы воли у человека нет. Но, с другой стороны, если разобраться, и без зарядки Борька себя чувствовал достаточно бодро… Так и пошло: Борька поднимался минут через двадцать после будильника и, минуя всю основную часть зарядки, хватался сразу за гантели — как раз к маминому появлению. А еще через неделю мама вдруг сказала: «Кого ты обманываешь? Лучше совсем не делать, чем так». Оказывается, Борькино громкое сопение ее не убедило. Но это значило еще и другое: хотя про зарядку он решил сам, мама все равно его контролировала! Борька обиделся и в знак протеста вообще перестал делать зарядку…

… — А теперь — отжимания, — скомандовал инструктор Коля.

Посмотреть — так все очень просто: лежишь себе на траве, раз — поднялся на руках, два — опустился, раз — поднялся, два — опустился… Но, отжавшись дважды, Борька понял, что хватит его от силы еще раза на два-три. И тогда все увидят, какой он слабак. А он не слабак на самом деле, просто еще форму не набрал, но этого же не объяснишь! Поэтому Борька пошел на маленькую хитрость. Когда отжимаешься, работают только руки и пресс. Ноги должны быть вытянуты, упор на носки. А Борька незаметно уперся коленями. Нагрузка сразу уменьшилась — так хоть сто раз можно отжаться. А со стороны кажется, что человек нормально работает. Только это Борька думал, что со стороны так кажется. Но когда поднял голову и увидел, что капитан Грант на него смотрит, то сразу понял: не кажется.

Капитан Грант подошел, и Борька решил: сейчас будет нотация. Или третий наряд. Но капитан Грант нотаций читать не стал, а мягко, пружинисто опустился рядом с ним на землю и начал отжиматься. По правилам — упор на носки, ноги прямые. И Борька тоже подобрался — что ему еще оставалось делать! Все уже поднялись, а они вдвоем на земле. Руки у Борьки устали, до упора не хотят разгибаться, зато ноги так и норовят согнуться. А капитан Грант качается, как автомат: раз-два, раз-два.

Семь раз еще Борька сумел отжаться. Последний уже совсем через силу, буквально извиваясь. Отжался — и понял, что просто рухнет сейчас на траву — на всеобщее посмешище. Но капитан Грант, к счастью, не заметил Борькиного состояния и в этот же самый момент остановился. Вскочил легко, как будто и не отжимался вовсе. А ему, между прочим (это Борьке еще вечером ребята успели рассказать), шестьдесят четыре года. А Борьке в августе четырнадцать будет. Вот так!

— Вот так! — сказал капитан Грант. — Это уже другое дело. Молодцом! — А потом наклонился к самому Борькиному уху и прошептал: — А на кухне все-таки придется поработать.

Напарником на кухню у Борьки был… Борис Нестеров.

Оказалось, капитан Грант влепил наряд и ему — «за то, что не обеспечил стопроцентного выхода отряда на зарядку».

— Я, между прочим, командир, а не нянька. Может, я тебе еще шнурочки завязывать должен? — кипятился Борис.

Борька промолчал. С одной стороны, он, если честно говорить, не очень огорчился, что командир заработал наряд вне очереди: раз уж он так любит военную дисциплину, пусть получает. Но с другой: что он, и в самом деле должен проверять, куда Борька кеды поставил? Впрочем, что Борька по этому поводу думал, не так уж и важно, в конце концов. Факт

есть факт: после завтрака все разошлись по своим делам, а два Бориса отправились на кухню чистить картошку.

Вообще это занятие не самое плохое. Дома из всех дел Борька больше всего не любил вытирать пыль и выносить мусорное ведро. А посуду мыть или картошку чистить — пожалуйста. Даже интересно бывает — снять, например, шелуху не кусками, как все, а целиком. Если картошина нормальная, гладкая, то это, конечно, проще пареной репы. А если с пупырышками или загогулиной какой-нибудь — целое искусство.

На кухню Борька шел с легким сердцем.

— Давай на спор, — предложил он Борису, — у кого из десяти штук больше получится, чтобы целиком.

Тот только пальцем у виска покрутил.

— Проиграть боишься! — поддразнил его Борька.

Но дело оказалось не в проигрыше или выигрыше. Дома Борька чистил картошку на семью из трех человек. А точнее, двух с половиной, потому что папа всегда говорил, что мама ест, как кошка, а это даже еще меньше, чем полчеловека. Так что если на суп или борщ, то штук пять картошин; если жарить, то десяток. А в лагере сорок человек! Представляете, сколько они съедают картошки! Могли бы, между прочим, и поменьше. Борькина мама вообще говорит, что врачи рекомендуют устраивать разгрузочные дни. Ну а не хотят «разгружаться», так почему обязательно картошка? Вполне можно обойтись макаронами или вермишелью. Засыпаешь в кипяток — и никаких проблем. Это Борька — запросто.

Минут через двадцать охота соревноваться у него уже пропала, а ведро было заполнено едва на четверть. Через полчаса заныл большой палец, потом вся рука. До полного ведра было по-прежнему далеко.

— Грант Александрович, может, все же не стоило так вот сразу? — раздался за тонкой дощатой стенкой голос инструктора Коли. — Парень ведь новенький, порядков наших не знает.

Борька прислушался — несложно было догадаться, что речь идет о нем.

— А ты думаешь, ему «на новенького» жить легче будет? — ответил капитан Грант. — Нет уж, пусть сразу привыкает.

Значит, это он из педагогических соображений Борьку на кухню отправил. И не наказывал, а вроде как опекал. На фиг Борьке сдалась такая опека! Между прочим, педагогика говорит, что дети в каникулы должны отдыхать, а не картошку чистить.

— Ты чего застыл? — окликнул Борьку Борис. — Работай давай, до тренировки на полосе два часа осталось. Хотя, — он недовольно махнул рукой с ножом, — с тобой все равно проиграем.

— Ну, так и идите без меня, — обиделся Борька.

— И пошли бы, только капитан Грант не разрешит.

Понятно. Тоже, значит, чтобы Борька сразу стал «стареньким».

Но, между прочим, неизвестно, кто там и что проиграет на этой загадочной полосе, а картошки Борька в итоге начистил ничуть не меньше, чем Борис. Вот так-то.

4. А ЧТО У ВАС, РЕБЯТА, В РЮКЗАКАХ?

Все сорок человек стоят, выстроившись квадратом. Посередине — инструктор Коля с мегафоном в руках. В ногах у каждого лежит рюкзак. Пока пустой. А рядом — вещи, которые в нем необходимо разместить. Спальный мешок, одежда, сменная обувь, пакеты с крупами и мукой, банки с тушенкой, буханки хлеба, котелки и штыри от палаток… Занятия по укладке. Была такая старая загадка про то, как переправить на другой берег в одной лодке волка, козу и капусту… Вот и здесь нечто похожее.

— Внимание, — говорит Коля в мегафон, — напоминаю принцип укладки. На спину — самое мягкое. В середину — самое тяжелое, затем — самое хрупкое.

В арифметике есть такое правило: от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Но в лагере капитана Гранта, как видно, арифметика не в почете. Ну, допустим, с мягким понятно. Но от того, пойдет ли вниз свитер, а наверх — пакет с мукой или, наоборот, вниз — мука, а наверх — свитер, рюкзак все равно ни легче, ни тяжелее не станет.

— Начали! — командует Коля.