Лето с капитаном Грантом
Шрифт:
По плану, разработанному Борисом Нестеровым, всем бойцам (разумеется, мужского пола) были розданы средства самозащиты — топоры и колья. Их следовало забрать с собой на ночь в палатки, чтобы в любой момент они были под рукой. Некоторая проблема возникла с девчонками — от предложения разместить у них в палатках охрану они отказались наотрез. Это, видите ли, неудобно! Можно подумать, что речь шла о каких-то глупостях, а не о серьезном деле. Пришлось на ходу вносить коррективы. Две палатки девчонок были перенесены и переставлены так, что оказались в полукольце из трех мальчишеских. На ночь выставлялось трое сменных дежурных — со стороны тропы, с тыла и один, который будет совершать постоянный обход. Враг никоим образом не мог подкрасться незаметно.
Следовало признать, что план Бориса
Борька, например, точно еще не знал, кем будет. Иногда ему казалось, что он пойдет по папиным стопам. Физическая лаборатория, сложнейшие приборы, в которых ни за что не разобраться человеку непосвященному, бессонные ночи во время эксперимента (Борька явственно представлял себе, как он, в халате и шапочке, чуть сощурив усталые глаза, коротко бросает куда-то в пространство: «Кофе, пожалуйста, — и властно обрывает почтительный голос, уговаривающий его хоть немного отдохнуть: — Сейчас не время!») И наконец — ВЕЛИКОЕ ОТКРЫТИЕ. Правда, на этом пути были два сомнительных обстоятельства. Первое заключалось в том, что ни папа, ни даже Геннадий Дмитриевич, несмотря на свой преклонный возраст (Геннадию Дмитриевичу было уже почти сорок), мирового признания пока не добились. Но это, в конце концов, еще ничего не значило. Они не добились, а Борька возьмет и добьется. Потом, раздавая интервью для газет и телевидения, он обязательно скажет, что их лаборатория оказала определенное влияние на формирование его как ученого, и они тоже войдут в историю. Второе сомнительное обстоятельство было связано со школьной физичкой Еленой Сергеевной. Пока по физике у Борьки были в основном тройки. А если в четверти и получалась четверка, то, как говорила Елена Сергеевна, это вовсе не Борькина заслуга, а просто дань уважения к семье физика, в которую, в соответствии с известной поговоркой, затесался не очень талантливый человек. Да, Елена Сергеевна очень бы удивилась, если бы узнала, какое будущее избрал для себя Боря Лисовский.
Впрочем, можно было и не становиться физиком. В не меньшей степени Борьке нравилась профессия футбольного комментатора. Во-первых, весь мир увидишь. Во-вторых, миллионы людей, прильнув к экранам, будут ловить каждое твое слово.
Вот ворвавшийся в штрафную игрок после столкновения с защитником оказался на земле… «Да, — скажет Борька, — вы, конечно, правы, уважаемые товарищи телезрители. Судья не зафиксировал очевидного нарушения правил». И болельщики у телевизоров будут говорить тем, кто рядом: «Ну что ты споришь? Слышишь, сам Лисовский сказал, что должен быть пенальти…» А в перерыве к Борьке в комментаторскую кабину придет виноватый судья и скажет: «Простите меня, пожалуйста, товарищ Лисовский, и не позорьте перед миллионами зрителей. Я больше никогда не буду подсуживать противникам «Спартака». А потом «Спартак» забьет, и Борька будет долго-долго кричать в микрофон: «Го-о-о-ол!» И все будут кричать вслед за ним, а не, как сейчас мама, говорить: «Ну что ты орешь у телевизора, как сумасшедший? Смотри, выключу сейчас твой футбол».
А можно еще стать летчиком-испытателем, или поехать работать в Антарктиду, или пойти в уголовный розыск… В общем, пока Борька еще твердо не решил. И другие ребята тоже. Даже Денис, хотя он уже в девятый перешел, и то еще не знает, кем будет. Один только Витька сказал, что будет космонавтом, но его все дружно высмеяли — понятно, что к тому времени, как они вырастут, космонавтов как таковых уже не будет, а в космос станут летать люди самых разных профессий. Но что с Витьки взять? Он же маленький!
А вот Борис Нестеров твердо знает, кем он будет. Офицером. И даже знает, в какое именно училище будет поступать. Конечно, солдатам, которые будут служить под его началом, не позавидуешь: загоняет их всех Борис до седьмого пота, и на гауптвахте они у него посидят. Но все же задатки настоящего командира у него были. И придуманный им план ночной обороны это, несомненно, подтверждал.
Вернувшийся из Сосновки капитан Грант этот гениальный план, к великому Борькиному изумлению, отверг.
— Никаких ночных
Приказы, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Но этот показался Борьке, мягко говоря, легкомысленным. Поэтому кол он на всякий случай оставил в палатке. Случись ночью что, сам же капитан Грант ему потом «спасибо» скажет. Да и насчет кольев он ничего не говорил, только про топоры.
Ночь, вопреки Борькиным ожиданиям, прошла спокойно. Сам он, правда, долго не мог уснуть — все слушал ночную тишину, и то и дело мерещилось ему, что хрустят ветки под ногами у подкрадывающихся врагов. А когда уснул наконец, то приснилось ему, что нападение все-таки состоялось, отряд был застигнут врасплох, и самодовольно ухмыляющийся Белобрысый прижал Борьку к земле, уперев ему в бок острый кол. Сон был настолько ощутимый, что Борька проснулся в холодном поту. Никакого Белобрысого не было. А вот кол был. Непонятно как выползший из-под палаточной стенки, он и в самом деле упирался Борьке в бок.
Утром капитан Грант объявил: выход на маршрут отменяется. Точнее, не отменяется, а откладывается на один день.
— Сегодня, — сказал капитан Грант, — трудовой десант. Окажем помощь колхозу «Победа».
На колхозном поле отряд уже ждали.
— Давайте знакомиться, — сказал человек, вышедший им навстречу. — Председатель колхоза Анпилогов Василий Яковлевич. Спасибо, что решили помочь. Сами понимаете, у нас страда, каждая пара рук дорога.
Василий Яковлевич был чем-то похож на Борькиного папу. В первый момент, когда это сравнение пришло Борьке в голову, он даже сам удивился: вроде совсем разные люди… Папа — высокий (Борька в него пошел), худой, с вьющимися длинными волосами — мама всегда сердится, что он лохматый ходит; а Василий Яковлевич небольшого роста, с брюшком, лысина проглядывает, да и старше папы он, по крайней мере, лет на десять. И все же что-то очень похожее у них было.
«Глаза», — догадался Борька. Когда идет эксперимент и папа сутками напролет не выходит из лаборатории, у него бывают такие же глаза — запавшие, покрасневшие от бессонницы, усталые.
— Работать будете на прополке, — сказал председатель, — вместе с ребятами из нашего колхоза. Они вам и покажут, как и что нужно делать.
На поле уже работало человек тридцать ребят. То есть они до этого момента работали, а сейчас стояли, с интересом разглядывая вновь прибывших. Ребята были самого разного возраста — от четвероклашек до… До того самого парня, который вчера остался без подтяжек. Да все они здесь были — и нахальный шкет, и Белобрысый!
Борька тихонько тронул локтем командира.
— Вижу, — прошептал тот. — Передай по цепи: боеготовность номер один.
И те тоже узнали своих вчерашних противников.
— Мишаня, гляди-ка, — закричал Белобрысый, — тунеядцев пригнали!
На грядках раздался дружный смех.
— Ты у меня договоришься! — Борис Нестеров сжал кулаки.
— Сергей! — предостерегающе закричал председатель.
— Борис! — вторил ему капитан Грант.
— Чуть чего, так сразу «Сергей», — недовольно пробормотал себе под нос Белобрысый.
— Всегда Борис виноват, — насупился командир.
Работа оказалась несложная — пропалывать морковку. Пропалывать — это значит сорняки выдергивать, а морковку оставлять.
— А какая она — морковка? — спросила Лена Новичкова.
Местные опять засмеялись:
— Что, морковки не видела? А суп мама без нее варит?
Вообще, не похоже было, что Лена когда-нибудь задумывалась, как мама варит суп — с морковкой или без нее. А уж Борька тем более. Покупать ее Борьке, конечно, доводилось: овощной магазин — это его обязанность. Но там морковка бывает уже без ботвы, запечатанная в аккуратные полиэтиленовые пакеты. Правда, мама не раз приносила ее с рынка — с ботвой, но как эта ботва выглядит — Борька никогда внимания не обращал. Хотя в принципе не так уж сложно и догадаться. Во всяком случае, эта Новичкова могла бы не позорить отряд и глупых вопросов не задавать.