Лето с капитаном Грантом

Иванов Сергей Анатольевич

Андрей обиделся за свою лодку:

— Байдарка не пойдет? Да она против любой волны ходит! Против ветра, шторма, шквала! Она по водопаду вверх пойдет, эта лодка! А тут делов-то — против течения…

И они втроем налегли на весла. Мальчишки быстро освоились с байдарочными веслами, хотя они совсем не похожи на обычные. Весло байдарки как будто составлено из двух, соединенных посредине. Ни Сергей, ни Валерка никогда не гребли таким. Но сельские ребята — ухватистый народ. И вот уже дружно работают весла. Андрей вырулил на середину, «Салют» поднимается вверх по речке. Не так быстро, как шел вниз, но идет, ползет упорно, трудяга.

И Андрей гордится байдаркой, как будто сам ее изобрел и построил.

— Видали,

какая лодка?

— Хорошая лодка. — Сергей не спорит, это очевидно, что лодка прекрасная. Послушная, легкая, умная. — Нам отец обещал купить такую. Сколько она стоит-то?

— Не знаю, — признался Андрей, — я ее не покупал, откуда я знаю-то…

Это был ответ городского мальчика. Сережа и Валерка удивились: они точно знали, сколько стоит телевизор у них в доме, сколько заплатили за поросенка, а сколько за швейную машинку.

В селе живут иначе, ребята взрослеют раньше.

Андрей работал рулем и веслом, братья гребли ровно и сильно, лодка через час была уже против того места, где они повстречались впервые. Вот здесь, на этом поваленном дереве, они сидели рядышком, два белоголовых брата, и ловили рыбу, и дразнили Андрея. А он отвернулся, чтобы не видеть их насмешливых лиц.

Теперь они сидят в одной лодке и мирно беседуют. Андрей гребет с удовольствием, хотя наработался за сегодняшний переход и руки устали. Но без груза байдарка мало весит, легко слушается весла и руля.

— Вон, вон Капа идет! — заорал Валерка. — Капа! Капа! Куда ты?

Девочка лет одиннадцати приложила ладонь ко лбу, присмотрелась, улыбнулась. У нее коса до пояса, белое платье.

— Козу надо пригнать! Отвязалась, убежала. А вы далеко ли плыть думаете? В Москву, что ли?

У девчонок тоже свое ехидство, тоже любят человека зацепить, поцарапать немного. А потом уж как получится — может быть, по-хорошему, а может быть, и нет.

— В Москву — в другой раз, — солидно отвечает Капе Сергей, — тогда не просись с нами, Капа, не возьмем.

— Другой раз — не для вас! — Она показала им на висок — глупые, мол, вы все.

И убежала.

— Пусть ловит свою козу, — ворчал Валерка. — Коза у нее язва, и Капа сама язва. А я знаю, где коза. Она за Юрки Ермолаева садом. Только я Капе этой не скажу.

— Ты, Валерка, тоже значит язва, — сказал Сергей.

Валерка не стал возражать — доля правды в этой критике была.

— Может, назад повернем? — Андрею надо было возвращаться в лагерь.

— Можно, — легко согласился Валерка.

Похоже, основная цель плавания была достигнута: Капа видела его в байдарке.

— Давай назад, — сказал и Сергей. Он поглядел на часы, которые были надеты почему-то на правую руку.

Андрей заметил это.

— Сережа, почему у тебя часы на правой руке?

— А я левша. Все делаю левой. Ложку держу, и пишу, и молоток — все в левой держу. А часы, наоборот, на правой, чтобы не повредить.

— Мне тоже часы купят, — сказал Валерка, — когда я в седьмой класс перейду.

— Купят, купят… — сказал Сергей. — Мне новые купят, а я тогда тебе эти отдам.

Они вернулись к лагерю. На берегу стояла мама, — наверное, ждала: они плавали долго, больше двух часов. Но когда подошли ближе, Андрей увидел, что мама вовсе не ждет — она просто чистила песком миску.

Дни шли быстро, хотя впечатлений было очень много. Андрею казалось, что Карелия — самое красивое место на земле. Это потом он узнает, что самых красивых мест очень много, каждое лето будет новое самое красивое место. Но теперь, в Карелии, он в свои десять лет впервые услышал настоящую тишину. Такой тишины не было, конечно, в Москве. Большой город всегда полон звуков. Днем — и говорить нечего. Но и ночью Москва не затихает. То шум запоздавшей машины, то гудок далекого поезда, то лай какой-нибудь

собаки-аристократки, вышедшей с хозяином на позднюю прогулку… Москва не молчит. Да и в Подмосковье нет полной тишины. Все-таки нет. А здесь, на озерах, была такая тишина, что ее можно было слушать специально. Для этого надо было только самому не шуметь, сесть или встать где-нибудь под сосной или на берегу и настроить себя на слушание тишины. Надо было сказать себе: «Как тихо». И тогда ты услышишь тишину; она похожа на бесшумную музыку, от которой на душе становится торжественно и чисто.

К вечеру ветерок обычно стихал. Вода становилась гладкой, зеркальной. Отраженные в ней облака были еще более розовыми, чем в небе. А березы еще белее. А елки еще темнее. И неизвестно, куда лучше смотреть — в воду или на берег. А закат в полнеба. И дядя Павел таскает своей удочкой лещей, они взблескивают розовым светом на закате, эти лещи. И силуэт дяди Павла на фоне заката кажется черным, и его лодка, острая, длинная, — тоже черная. А еще в воде отражался костер. Пламя, перевернутое, как будто стекало в темную воду, струились оранжевые языки, искры летели ко дну. В такие минуты не хотелось говорить, не хотелось петь. И беситься не хотелось совсем. А кругом стояли голубоватые ромашки — они казались такими потому, что ночь в Карелии была белой.

Наверное, в жизни Андрея будет много походов. Начав туристские путешествия, их обычно не бросают. Не зря его отец и мама ходят на своей байдарке почти двадцать лет. И Профессор. И все остальные, такие разные люди. Да, походов будет еще много. Но этот поход, эти серебряные белые ночи, костер, стекающий в озеро, серые волны, с которыми он справился, — Андрей запомнит на всю жизнь. И еще: он становился другим. Постепенно, день за днем. Никто здесь не занимался специально его воспитанием, не читал нотаций. И Андрей, конечно, не замечал, как менялся, взрослел, избавлялся от городского эгоизма. А он существует, наверное, этот специальный эгоизм больших городов, где каждый за своей стеночкой, со своими задачами, мыслями, проблемами. И уже социологи вывели формулу: плотность населения обратно пропорциональна доброжелательности. Конечно, Андрей ничего этого не знал и ни о чем таком не думал. Он просто жил и радовался, работал веслом, когда надо. Купался. Чистил рыбу. Собирал грибы. Но он чувствовал, что живет хорошо и правильно. Ему нравилось, как с ним здесь обращались. Он еще не взрослый, а с ним как со взрослым. Он в чем-то глупенький, а с ним как с умным. И он становится умнее, взрослее, ответственнее. Лучше. Позднее, став подростком, он прочел в одной умной книге по психологии, что ученые называют это «вывести человека на более высокий уровень». Но тогда Андрей не интересовался психологией, ни одного психолога не встречал еще в жизни. Только почему-то дома он нудно отказывается выносить ведро к мусоропроводу, а здесь сам кидается чистить картошку. Дома ему страсть как не хочется садиться за уроки, а здесь он только и делает, что учится — то костер разводить, то грести, то ставить палатку. И разве только этому? Видеть красоту. Слышать тишину. По-настоящему чувствовать природу. Внимательно, честно относиться к людям. Это — главное. Хорошо, если это останется в нем…

Дежурят по очереди. Горит костер, дежурные готовят еду. А потом, утром, когда байдарки нагружены и все покидают лагерь, ни сориночки никто не оставит, ни огрызочка. Все закопают, бумажки сожгут. И сам след костра заложат свежим дерном, чтобы не зияла на поляне черная дыра. Надо ли все это делать? Это не обсуждается — просто делается. Не один раз, не два — всегда. И никто не бросит в огонь ни одной живой ветки. Никто не сорвет колокольчика или ромашки. Не вспугнет птицу. Любовь к природе — это культура. Культуру незаметно впитывал городской мальчик Андрей, человек десяти лет…