Лето в Эклипс-Бэй
Шрифт:
Когда официант ушел, Октавия поглядела на него.
— Не пойми меня неправильно, я очень признательна за то, что ты сегодня сделал, — сказала она. — Но ты в самом деле думаешь, что было мудрым угрожать Юджину и Дуэйну?
— Эти двое меня не беспокоят, — ответил он.
— Ладно, тогда что же беспокоит тебя? Я же вижу, что тебя тревожит что-то еще.
— Юджин и Дуэйн не самые острые ножи в ящике, если ты понимаешь о чем я.
— Кажется, понимаю. И что?
— А то, что хотя оба они из тех, кто разносит лживые и злобные
Она подняла брови. — Полагаю, я начинаю понимать, к чему ты клонишь.
— Просто подумай, история, которую рассказывали о тебе Юджин и Дуэйн—довольно изощренная. Они придумали тебе мотив, дали возможность украсть картину и добавили несколько слов о том, как торговать предметами искусства. Юджин даже использовал слово источники.
— Не то слово, которое можно отыскать в словаре у типа вроде него.
— Нет.
— Судя по тому, что я слышала об этих двоих, они не из тех, кто разбирается в торговле предметами искусства.
— Крайне подозрительно, — согласился он.
— Что значит, что, скорее всего, слух пустили не они.
— По-видимому, нет.
Какое-то мгновение она молчала. Лицо ее помрачнело. — Что ты предлагаешь делать дальше?
— Я собираюсь попытаться узнать, кто поливает тебя грязью, — сказал он. — Думаю, что кто бы ни разносил сплетни, у него должен быть мотив тебя подставить.
— Как, например, для того, чтобы скрыть свое собственное участие в краже картины?
— Да. — Он помешкал, а затем решил сказать ей все. — Меня беспокоит еще кое-что в этой запутанной истории.
— Что?
— Было бы гораздо проще свалить вину на Герольдов. Они и так многим кажутся несколько подозрительными. Но вместо этого, кто бы ни выдумал этот план, в качестве козла отпущения он выбрал тебя.
— Думаешь, это может быть что-то личное?
— Да, — сказал он. — Думаю. Я пришел к выводу, что кто-то не просто ищет мальчика для битья. Кто бы ни украл картину, он хочет, чтобы именно тебя сочли виновной.
Глава 15
На следующее утро Анна пришла в галерею вместе с Гейл. Обеими руками она сжимала осторожно свернутый в трубочку лист бумаги для рисования.
— Я принесла вам свой рисунок, — сказала Анна своим тихим голоском. И протянула его Октавии.
— Спасибо. — Октавия обрадовавшись вышла из-за стойки и взяла свернутую работу. — Я так рада, что ты решила тоже поучаствовать в выставке, Анна.
Прежде чем она успела развернуть рисунок, В галерею вошли Ник и Карсон. Ник нес бумажный пакет со значком «Летающей Тарелки». У Карсона в руке был стаканчик горячего шоколада.
— Доброе утро, Гейл, — сказал Ник. — Привет, Анна.
— Привет, — ответила Гейл. — Поздоровайся с мистером Хартом, Анна.
— Здравствуйте, мистер Харт.
— А это Карсон, — сказал Ник.
— Привет, — радостно сказал
— Да, — ответила она.
— Я тоже нарисовал один. Мисс Брайтуэлл вставила его в золотую рамку. — Он посмотрел на Октавию. — Мы принесли вам немного кофе и пончик.
— Спасибо, — сказала Октавия. — Звучит здорово.
— Можно мне посмотреть рисунок Анны, — спросил Карсон.
— Я как раз собиралась сама посмотреть рисунок, а потом Анна сможет выбрать рамку.
Октавия осторожно развернула рисунок и положила на низкий столик. Она посмотрела на рисунок, приготовив слова восхищения. Затем еще раз взглянула на него, зачарованная удивительным талантом, выраженным в карандаше.
Форма, цвет, оттенки и выразительность были поразительными, особенно учитывая возраст художника. С одной стороны, это абсолютно детский рисунок, но с другой, в нем было заметно еще не отточенное мастерство одаренного, хотя и непрофессионального художника.
— Анна, — сказала она очень мягко, — Это — прекрасный рисунок. Невероятно.
Анна выглядела взволнованной. — Вам он правда нравится?
Октавия несколько неохотно отвела взгляд от картинки и посмотрела на нее. — Да. — Она повернулась к Гейл. — Он — просто удивительный.
— Я же говорила тебе, что она хорошо рисует, — сказала Гейл с тихой гордостью.
— Скорее — чудесно, — пробормотала Октавия.
Теперь Карсон встревожился. — Дайте посмотреть. — Он торопливо подошел поближе и изучающе уставился на рисунок со все растущим возмущением. — Это — собака.
— Это — Зеб, — сообщила ему Анна. — Мой пес. Ну, вообще-то, наполовину мой. Он дедушки, но дедушка говорит, что может делить его со мной.
Карсон развернулся к ней. — Ты не можешь рисовать собаку для Выставки. Я нарисовал Уинстона.
— Карсон, — спокойно сказал Ник. — Хватит.
Карсон повернулся к нему. — Но, папа, она не может рисовать собаку. Я уже нарисовал одну.
У Анны в лице появилась неуверенность. Она перевела взгляд с матери на Октавию, ища поддержки, а потом сердито посмотрела на Карсона. — Мисс Брайтуэлл сказала, что я могу нарисовать, что захочу.
— Верно, — тихо произнесла Октавия. — Ни один рисунок не похож на другой, так что мы можем взять на выставку сколько угодно рисунков с собаками, так же как с домиками и цветами.
Карсон не успокоился, но, видимо, понял, что бороться бесполезно. — Так нечестно.
— Успокойся, Карсон, — сказал Ник. — Ты же слышал, что сказала мисс Брайтуэлл. Ни один рисунок не похож на другой, так что на выставке может быть сколько угодно картинок с собаками.
— Каждая, по своему, особенная, — заверила его Октавия. — Каждая — уникальна. Твой портрет Уинстона совсем не похож на портрет Зеба, который нарисовала Анна.
Лицо Карсона напряглось, но он не стал спорить дальше.