Летопись мужества
Шрифт:
Мы в Берлине: конец затемнению века, затемнению стран, совести, сознания. Берлин был символом зла, гнездом смерти, питомником насилия. Из Берлина налетали хищники на Гернику, на Мадрид, на Барселону. Из Берлина двинулись колонны, растоптавшие сады Франции, искалечившие древности Греции, терзавшие Норвегию и Югославию, Польшу и Голландию. Придя в Берлин, мы спасли не только нашу страну, мы спасли культуру. Если суждено Англии породить нового Шекспира, если будет во Франции новый Делакруа, если воплотятся мечты лучших умов человечества о золотом веке, то это потому, что Сидоров сейчас ступает по улицам Берлина, мимо пивнушек и казарм, мимо застенков, мимо тех
Прислушиваясь к грому орудий, который каждый вечер заполняет улицы нашей столицы, вспомним тишину трудного июньского утра. Отступая среди пылавших сел Белоруссии и Смоленщины, мы знали, что будем в Берлине. Как много можно об этом говорить, а может быть, и не нужны здесь слова, кроме одного: Берлин, Берлин! Это было самое темное слово, и оно сейчас для нас прекраснее всех: там, среди развалин и пожаров города, откуда пришла война, рождается счастье - Родины, ребенка, мира.
16 июня 1945 года
Недавно Франция отметила трауром годовщину уничтожения Орадур-сюр-Глан. Президент Бенеш выезжал на пепелище Лидице. Я думаю о наших Орадурах, о наших Лидице. Сколько их? Если пойти из Москвы на запад, к Минску, или на юг, к Полтаве, или на север, к Ленинграду, увидишь повсюду развалины, пепел, могилы и, сняв шапку, больше ее не наденешь. И повсюду уцелевшие жители будут рассказывать о том, как качались на виселицах старики, как матери пытались спасти младенцев от палачей, как горели дома с живыми людьми.
Я не хочу ни о чем забывать, память не безделушка и не балласт, память - великий дар. Не будь памяти, легкой, но ничтожной была бы жизнь человека. После первой мировой войны Западная Европа жаждала одного: забвенья. То была эпоха фокстрота, Поля Морана и соловьиных трелей на берегу Женевского озера. Уже дуче готовился к захвату Рима, уже показался Шлагеттер и немецкие путчисты, уже Крупп и Шнейдер, Детердинг и Захаров прикидывали, сколько они заработают на каждой новой тонне человечины, а люди, жаждавшие быть обманутыми, между двумя танцами восклицали: «Войны больше не будет!» Нет, мы не дадим заглушить голос мертвых ни саксофонам, ни краснобаям. Мы не хотим, чтобы наши дети через двадцать лет пережили такое.
Над колыбелью фашизма стояли не только ведьмы, но и глупые феи. Они надеялись обучить новорожденных людоедов хорошим манерам. В те годы на стенах Парижа можно было увидеть «человека с ножом в зубах». Русские тогда считались варварами, жаждущими уничтожить цивилизацию, а фашисты - шаловливыми, но благородными юношами. Болезнь роста. Я напоминаю об этом не потому, что у меня скверный характер: чтобы спасти будущее, нужно помнить о детях Мадрида - за ними пришли дети Парижа и Лондона. В ужасе мировая печать рассказывает о лагере уничтожения в Освенциме. Там найдены тонны женских волос, наци брили женщин перед тем, как их удушить, а волосами набивали тюфяки. Нужно помнить, что путь в Освенцим лежал через Мюнхен.
Что скажут потомки, прочитав о том, что самая страшная война, принесшая миру десятки миллионов смертей, была вначале окрещена полуфашистами-полукретинами «странной войной» - «drфle de guerre»? Что скажут потомки, прочитав, что эти полуфашисты-полукретины, дожив до победы, заявляют, что это их победа?
Мало уничтожить фашизм на поле боя, нужно уничтожить его в сознании, в полусознании, в том душевном подполье, которое страшнее подполья диверсантов. Нельзя уничтожить эпидемию снисходительностью к микробам. Я
С надеждой смотрят народы на нашу страну. Миру всего один месяц, этот долгожданный ребенок еще не ходит и не говорит. Народы в тревоге спрашивают себя: не заспали бы нерадивые няньки младенца?
Помню сентенцию на солнечных часах: «Все ранят, один убивает». Если осмотреть труп фашизма, на нем много ранений - от царапин до тяжких ран. Но одна рана была смертельной, и ее нанесла фашизму Красная Армия. Осенью 1941 года немцы подошли к Ленинграду и к Москве. Ведьмы ухмылялись: «Мы всегда это предсказывали». Что касается глупых фей, то они благословляли Нептуна и подыскивали хорошие бомбоубежища. Фашизм был в зените, и это оказалось началом его заката. Столкнулись два мира: мир спеси и мир человеческого достоинства, мир разбоя и мир творчества, мир фашизма и мир социализма.
Пусть глупые феи знают: человечество спас мирный народ, который любит книгу, циркуль и глобус.
Я позволю себе привести здесь отрывок из моей старой статьи, напечатанной в 1932 году и вошедшей на французском языке в книгу «Глазами советского писателя» (Галлимар, 1934).
«Когда я был в Москве, я получил письмо от советского учителя из маленького городка Уралобласти. Неизвестный собеседник рассказал мне о своих сомнениях и о своей вере. «Кстати, спросите французского писателя Дрие ля Рошеля, какой злой дух нашептывает ему разные нелепости вроде следующей: «То, что было жизнью, не представляет абсолютно никакого интереса. Сознание более невозможно, ибо нечего сознавать». Скажите ему также, что, по мнению его оппонента с далекого Урала, человеческое сознание только еще готовится к выполнению той великой роли, что определила ему история: роли грамотного переводчика великого языка чувств, состоящего из любви, ненависти, мужества, дерзания, готовности к жертве и т. п., на новый свой язык, освобождающий их от уз догмата для новой жизни».
Я показал это письмо Дрие ля Рошелю… В этом письме имеется то, чем мы вправе гордиться: наша глубокая заинтересованность в судьбах всечеловеческой культуры.
Не мы уничтожаем кофейные плантации, и не мы ломаем машины. Не мы меланхолично плюем на то, что «было жизнью». Кто же пойдет отстаивать все, что было лучшего в этом старом мире: и Бальзака, и собор Парижской богоматери, и великую веселость французского народа, - французские литераторы или уральские учителя?
На этот вопрос ответила история. Всем известна постыдная биография Дрие ля Рошеля. Всем известен подвиг советского народа.
Некоторые зарубежные литераторы до сих пор называют нашу победу «чудом». Они не могут понять, как Красная Армия отбила вермахт. Ведь в первое время у немцев было больше и военного опыта и техники. Некоторые иностранцы добавляют: «Притом у немцев было больше культуры». Старое и грустное заблуждение! Среди истопников Майданека и Освенцима имелись библиофилы и нумизматы. Можно сидеть над чудесным микроскопом, изучая жизнь инфузорий, и быть ничтожнее инфузории. Можно получить ученую степень, обзавестись холодильником и пылесосом и остаться дикарем. Культура - это не только техника. Культура и не рента, не готовые формулы, не правила хорошего тона. Культура - беспрерывный процесс творчества, на культуру нельзя жить, культуру нужно созидать. И в росте нового сознания, новых чувств мы оказались впереди других.