Летописи Хьерварда (Земля без радости, Книга Лидаэли и Артарна)
Шрифт:
Перумов Ник
Летописи Хьерварда (Земля без радости, Книга Лидаэли и Артарна)
Ник ПЕРУМОВ
ЛЕТОПИСИ ХЬЕРВАРДА
ЗЕМЛЯ БЕЗ РАДОСТИ. КНИГА ЛИДАЭЛИ И АРТАРНА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ХУТОР АРГНИСТА
1. ЧТО ВЫБИРАЕТ НИВЕН?
Стылая зимняя ночь. Хрустальные огоньки звезд кажутся нацеленными в тебя злыми, несущими смерть оголовками стрел. Вдохнуть на улице невозможно - мороз обжигает горло. Низко, низко над замершей, точно от страха, землей, мчатся, подгоняемые незримыми бичами бешеных ветров, обезумевшие дикие тучи. Из распяленных, косматых тел
Стылая зимняя ночь. Нет спасения ни в лесу, ни в поле, и даже огонь не защитит - напротив, предаст, подманив к твоему ночлегу неотвратимую Смерть. Все живое, еще оставшееся в этих краях, уже давно забилось в логовища - неважно, берлога ли это под корнями вывороченной сосны или обнесенный частоколом хутор. Кто не успел, того к утру не станет. Таков закон. Такова плата. С нею все согласны. А которые несогласны были... попытались когда-то, говорят, драпать на юг, да только все на Костяных Холмах и сгинули. Собственно, с тех пор гряду и прозвали Костяной - черепа да ребра до сих пор ветер по увалам катает. Никто не ушел. Костлявая в своих владениях никого не упустит.
Стены хором сотрясаются под напором ветра. Сотрясаются, несмотря на два слоя бревен и торфяную подушку меж ними. По углам уже разлеглась изморозь - хотя в обоих печах и придверном очаге во-всю исходит синим огнем гномий Горюч-Камень, за немалую цену и с великим риском доставленный летним водным путем с гор Аш-ар-Ашпаранга. Дальние горницы и светлицы давно покинуты. Все большая семья от мала до велика здесь, возле громадных печей. За перегородкой - скотина; ей тепло нужно не меньше. А коли падет корова или, скажем, дойная лосиха - считай, половина ребятишек до весны не дотянет.
В просторной избе тихо. Только негромко позвякивают в лад струны на старом гареке в руках старика Фиорга. Один он умеет отогнать - пусть ненадолго!– гнетущую тоску этих ночных часов, когда снаружи во-всю ярится буря; а это значит, что Орда вновь вышла на большую охоту.
Фиорг начинает песню. Она тягуча и протяжна, эта песня, голос старика дребезжит и срывается - однако его все слушают, затаив дыхание. Он один умеет оживить гарек. А люди крепко помнят былое пророчество, что за немалые деньги изрек проходивший мимо путевой эльф-гадатель: "доколе звучит гарек, дотоле стоять стенам Аргниста!"
Аргнист - это хозяин хутора. Сам он нездешний. Был когда-то сотником королевского войска, служил на Юге, в самом зеленом Галене, где, болтают, море даже в феврале не замерзает. А сюда попал, когда двинул его величество полки на Орду, думая покончить дело одним махом - да только сам тут и остался, и войско его почти все здесь полегло. Аргнист уцелел чудом. А назад пробиться - уже путей не было... Однако мужик оказался не из хилых - сумел к людям выйти, а потом и домохозяином сделаться. Ну, а за Защитником дело не стало...
Дверь скрипнула. Створка медленно отворилась, и из холодных, выстуженных сеней ворвался клуб пара. Через порог медленно перебиралась мохнатая туша о шести ногах размером как пара самых здоровенных быков; туше поспешно уступили дорогу.
Защитник обессиленно вытянулся возле самого огня, протянув иззябшие щупальца и лапы к огню. Клешни прятались в меховых сумках по бокам и оттого не столь сильно страдали от холода. Большие лиловые глаза слезились, шерсть на черном носу превратилась в частокол жестких сосулек. Он опрокинулся на спину, задрав вверх все шесть лап и бабы по легкому знаку Аргниста тотчас потащили ушаты с горячей водой и чистые тряпки. Ежели Защитник себе лапы поморозит или там собьет - хутору, считай, уже не жить.
Трое детишек лет десяти-одиннадцати, все худые, в ранних рубцах и шрамах на лицах бросились вычесывать густую и длинную белую шерсть. Тоже дело серьезное. Вшей там или блох снежных - этого Защитник не переносит. Сон теряет, покой, аппетит, а это значит - не выдержит первой же схватки, ежели, к примеру, с откормленным человечиной хоботяром столкнется.
– Эй, эй, там, ручек-то не жалеть!– прикрикнул на ребятишек Аргнист, но больше не по необходимости, а так, для порядка. Парнишки и так старались во всю, девочка, как могла, пыталась не отставать, то и дело сдувая лезущую в глаза непослушную золотистую прядь. Отменная будет хозяйка и продать ее уже по весне - коли доживет - можно будет дорого...
Арталег, средний сын хозяина, поднялся, подтащил к придверному камину лопату угля. Арталег, он громадный, точно медведь-варкис, и такой же волосатый. И на баб жадный. Своя жена, Саата-травница, с пузом ходит, так он теперь, что ни вечер, кого-то в сенях наяривает. Холод дикий, зубы лязгают - а ему ничего. Задирай, баба, юбки да нагибайся - и все тут. И нагибаются. А что поделаешь? Сын хозяина все-таки...
А что с лопатой сам пошел - то дело понятное. Уголь, он в зимнюю пору дороже бывает и хлеба и пушнины. Наймиту подбрасывать не поручишь - того и гляди, сопрет кусок прямо из огня - в клетушке своей потом печку гонять, девку мять, богов ложных тешить...
Тихо в покое. Лишь струны гарека тренькают. Играет Фиорг недурно, да только что ж опять все без слов?..
Саата, что сидела подле самой печи с еще тремя непраздными, как и она сама, молодухами, вдруг вздрогнула. Тонкими ладонями с длинными пальцами, какими бы золотом вышивать, а не вилами орудовать - тонкими ладонями прикрыла лицо, тяжело задышала...
Обмерли все. Саата, говорят, не просто травница, а едва-ли не самая настоящая ведьма - и потому силой своей бесовской она Орду завсегда чует. Ну, сейчас решится все - к нам? не к нам?
Фрафт-гальюнщик с женой своей тоже глаза закрыли - вроде как молятся. Понятное дело - третий хутор за два месяца сменили!.. Неужто и теперь?..
И Защитник, надежа наша, тоже встрепенулся. У него доля совсем тяжкая: замерз - не замерз, но коли уж подвалила Орда - поднимайся и выходи. Работу твою за тебя никто не сделает.
Жуткая тишина в горнице. Слышно, как мыши скребутся. Хотя нет, и они примолкли. Знают - если что, и им не уцелеть. Значит, верно - Смерть совсем рядом. Ну, сейчас...