Летописи Хьерварда (Земля без радости, Книга Лидаэли и Артарна)
Шрифт:
– Отец!– раздался отчаянный крик и все окончательно погасло.
Челюсти мотали из стороны в сторону бесчувственное тело, скрежеща по железу доспехов. Секиры сыновей вонзились в плоть рогача, в шею твари вошел рог Локрана.
"Именем Короля!.. Иначе не подействует... о лариэ сэйти!"
По вытекавшей из пещеры реке чудовищ внезапно прошла долгая множественная судорога. Возле самых ног Эльстана распахнулась чья-то пасть, усеянная изогнутыми крюками зубов. Хозяева Холма наконец-то разобрались, что к чему.
Волшебник с отчаянием отпихнул морду сапогом - руки были заняты плетением Огненной Сети. В кольчугу вцепились чьи-то
– Ириэхо вантиото! Вантиото суэльдэ!
Чистый, мощный и звучный голос, в котором одновременно слышались и рокот морского прибоя и тонкий перезвон хрустальных колокольчиков совсем не походил на тот, к которому уже привыкли Аргнист и его домочадцы. Обернувшись, Арталег увидел, как из ладоней чужака выплыл ярко светящийся огненный шар; пламенное чудо исчезло в черной глубине пещеры, а Эльстан, нелепо взмахнув руками, повалился прямо в поток чудовищ.
Сыновьям наконец удалось вырвать тело Аргниста из смертельных объятий рогача, и тут в глубине пещеры что-то грянуло.
Грянуло так, что и Арталег и Армиол едва не свалились с коней и враз перестали что-либо слышать. Земля под ногами заходила ходуном - а потом из глубины подземелья вверх рванулся клубящийся, упругий смерч, из туго свитых вместе жгутов многоцветного пламени, по спирали огибая вершину холма. Он сжег, разметал, обратил в ничто мерзкие серые тучи, испепелил крылатых бестий; мгновенно превратились в живые факелы и те твари, что атаковали Армиола и Арталега. А потом оцепеневшие братья увидели, как зашевелились, оживая, камни вокруг пещерного устья; толкаясь и пошатываясь, словно толпа подвыпивших дровосеков, гранитные глыбы двинулись к обугленному входу в подземелье. Захрустели кости немилосердно давимых чудовищ; в щелях между камнями заметались быстрые белые сполохи. Казалось, невидимый портной сшивает сейчас камни воедино огненной иглой. Вздыбленный волей Эльстана гранитный вал неудержимо надвигался и вот глыбы с грохотом сошлись. Белый огонь плавил их края, намертво запечатывая проход.
Эльстан остался внутри.
На покрытом жирным черным пеплом склоне Холма Демонов стояли только бесчувственный, израненный Аргнист и его сыновья.
– Подними отца!– заорал Армиол прямо в ухо среднему брату.– Локран!
Умный конь подогнул колени. Братья подняли тело отца в седло, примотав запасной подпругой и сами вскочили в седла. Оставаться здесь было превыше их сил. Даже для того, чтобы перевязать Аргниста.
Они остановились, лишь когда страшный холм окончательно скрылся за деревьями. Со всей мыслимой осторожностью сняли тело отца с седла и положили на расстеленный плащ.
– Батюшка!..– не удержавшись, всхлипнул Арталег. Армиол стиснул зубы, но промолчал. Клыки и рога разорвали-таки кольчугу, глубоко пробороздили грудь, живот и спину Аргниста. Искромсанная плоть висела лохмами; старый сотник потерял очень много крови. И все-же, когда замерший Армиол приложил ухо к окровавленной груди отца, слуха его достигли слабые, неуверенные, но явственные удары пока еще живого сердца.
Братья поспешно перебинтовали отца, пустив в ход все запасы, данные им с собой на этот случай Саатой. В сознание Аргнист не приходил, дышал еле-еле; и, под гнетом страшной мысли "наверняка не довезем!" братья пустились в обратный путь.
ИНТЕРЛЮДИЯ. НАЧАЛО БОЛЬШОЙ ИГРЫ
Под хрустальным куполом порхают златокрылые пташки. С неведомых высот вниз низвергается мелодично поющий водопад благоуханной влаги. Жемчужнокрылый грифон с серебристой гривой свернулся на пышном ковре из вечноживых розовых лепестков. Перед глазами возникает прекрасное женское лицо; золотистые глаза смотрят в самую душу. Подбородок заострен, щеки впали - она похожа на готовую к броску хищную птицу. На дне янтарных взоров - Сила. Великая Сила.
Что я делаю здесь? Откуда эта боль? Почему я не ощущаю собственного тела?..
– Здравствуй, игрушка, - небрежно говорит мне красавица.
Игрушка? Я силюсь ответить и не могу. Пытаюсь взглянуть в сторону не удается. Уши терзает сладкая музыка.
Молодая женщина смотрит на меня долгим испытующим взглядом.
– Подобных тебе здесь уже давно не было. Что ж, корни гор заслужили небольшое развлечение - как и я.– Она с кошачьей грацией опускается на низкую кушетку. Чуть свистит облегающий тело яркий шелк. Неправдоподобно тонкую талию охватывает широкий черный пояс. Он кажется подозрительно простым в этом царстве кричащей роскоши. За пояс заткнут странный меч. Точнее, у него странная рукоять - тщательно обработанный древесный корень, со старательно сохраненными изгибами, несмотря на то, что они не слишком удобны под пальцами. А где же мой собственный меч?
Красавица подносит к губам вычурную золотую чашу. Глаза ее неотрывно смотрят на меня.
– Что же ты молчишь?– спрашивает она меня, уже с оттенком нетерпения в голосе.– Расскажи о себе. Зачем ты пришел сюда, к нам, в наш дворец под горными корнями?
Горные корни?.. Ничего не понимаю. Я пришел сюда? Стоп! Я же не помню, как меня зовут! И не могу говорить! Я не в состоянии даже замычать или двинуть глазами.
Кажется, красавица удивлена.
– Вообще-то я не люблю, чтобы на мои вопросы игрушки отвечали гордым молчанием, - сообщает она мне, беря с подноса истекающий соком диковинный фрукт.– Ты что, не узнаешь меня? или среди твоего племени никогда не упоминали о Царице Теней?
Я никогда ничего не слышал о ней. Какая Царица? И к какому племени я принадлежал? Я рад бы объяснить ей все это, но губы, как и все остальное тело, отказываются мне повиноваться.
Тем временем красавица допила свою чашу; по лицу ее видно, что ею все сильнее овладевает раздражение.
– Ты рассчитываешь на то, что я редко ломаю новые игрушки сразу? понизив голос говорит она, и я чувствую в ее словах угрозу.– Это верно. Но нет правила без исключений. Тебя я могу сломать и сразу. Верно, что после этого мне будет очень скучно, но ничего, могу и потерпеть. Так что насчет твоего рассказа, игрушка?
Я молчу, поскольку даже при самом сильном желании не смог бы ей ответить. Я не могу даже моргнуть. Странно, но глаза до сих пор не жжет.
Она начинает сердиться.
– Лежит, как истукан, - сообщает она неизвестно кому, а потом, закусив красивую губку, неожиданно щелкает пальцами.– Оркус!
На мое лицо падает какая-то тень, но неведомый Оркус стоит позади меня и я не могу разглядеть, кто это.
– Займись этой упрямой штукой, - небрежно говорит красавица и окружающая меня обстановка тотчас начинает меняться. Светлое и золотистое стремительно исчезает, его место занимает кроваво-алое и иссиня-черное. Сладкая музыка умолкает. В гулкой тишине слышится только нечто вроде звона кандалов.