Летучие мыши появляются ночью. Та, которой не стало. Табакерка императора
Шрифт:
Дженис Лоуз подняла на него озадаченный взгляд.
– Папа спустился, – ответила она, – и показал нам табакерку.
– Так. Мосье Горон мне вчера сказал, – продолжал Дермот, – что полиция наутро после убийства забрала осколки, и после недели упорных трудов их удалось склеить.
Тоби выпрямился на стуле, откашлялся, и лицо его просияло надеждой.
– Склеить? – эхом повторил он.
– Она теперь немногого стоит, мосье Лоуз, – предупредил префект полиции.
По знаку Дермота следователь опять выдвинул ящик стола. Осторожно, словно опасаясь, что он рассыплется или растает у него в руках, мосье Вотур протянул Дермоту какой–то мелкий предмет.
Сэр Морис Лоуз тут бы не обрадовался. Упав на императорскую табакерку, луч маяка погрузился в глубины розового агата, сверкнул крошечными бриллиантиками цифр и стрелок и заиграл золотом корпуса и мнимого шпенька. И тем не менее все вместе выглядело тусклым и (если можно так выразиться) липким, будто табакерку в чем–то выпачкали. Дермот показал табакерку Лоузам.
– Ее склеили рыбьим клеем, – пояснил он. – На такой работе и ослепнуть недолго. Теперь она не открывается. Но вы ведь видели ее, когда она была новая.
– Да! – ответил Тоби, ударив себя кулаком по коленке. – Мы видели ее, когда она была новая. А что?
Дермот отдал табакерку мосье Вотуру.
– Вскоре после одиннадцати сэр Морис Лоуз поднялся к себе в кабинет. Его задело, что новое приобретение не встретило у членов его семьи особого восторга. Остальные – так я полагаю? – отправились спать. Но вам, мистер Лоуз, не спалось. В час ночи вы встали, спустились в гостиную и позвонили Еве Нил.
Тоби, кивая в знак согласия, украдкой бросил взгляд на Еву – очень странный взгляд: как будто Тоби во что бы то ни стало хотелось что–то ей сказать, но он мучился и не решался.
Тоби теребил усики, а Ева смотрела прямо перед собой. Дермот поймал этот взгляд Тоби.
– Вы несколько минут говорили с ней по телефону. О чем вы говорили?
– А?
– Я спрашиваю, о чем вы говорили?
Тоби оторвал взгляд от Евы.
– Да разве упомнишь? Погодите–ка, да, вспомнил, – он вытер рот рукой. – Мы говорили о пьесе, которую смотрели в тот вечер.
Ева легонько улыбнулась.
– Пьеса была о проституции, – вставила она. – Тоби боялся, как бы она меня не шокировала. Эта тема тогда, очевидно, не давала ему покоя.
– Послушай–ка, – Тоби дернулся на стуле, стараясь овладеть собой. – Когда мы еще только обручились, я сам тебе сказал, что я тебя не стою, – помнишь? Так неужели же ты можешь обижаться на то, что я наговорил вчера совершенно вне себя, не подумавши?
Ева не ответила.
– Вернемся к телефонному разговору, – предложил Дермот. – Вы говорили о пьесе. А еще о чем?
– Господи, да разве это важно?
– И даже очень.
– Ну… я что–то сказал про пикник; у нас на другой день намечался пикник; только он, конечно, не состоялся. Ага, и еще я упомянул, что у папы в коллекции новая побрякушка.
– Но вы не сказали, какая именно?
– Нет.
Дермот смерил его внимательным взглядом.
– Дальше я только пересказываю то, что сообщил мне мосье Горон. После телефонного разговора вы поднялись к себе и легли. Было пять минут второго. Поднявшись наверх, вы поняли, что ваш отец еще не лег, потому что заметили полоску света у него под дверью. И вы не стали ему мешать. Правильно?
– Правильно!
– Думаю, что сэр Морис не имел обыкновения засиживаться так поздно?
Елена откашлялась и ответила вместо Тоби.
– Нет. По–нашему «поздно» – это не то, что у некоторых. Морис обычно в двенадцать был уже в постели.
Дермот кивнул.
– А вы, леди Лоуз, в четверть второго тоже встали. Вы пошли в кабинет к мужу напомнить ему, что давно пора спать, и попутно попенять ему за покупку табакерки. Вы, не постучавшись, открыли дверь. Верхний свет был выключен, горела только настольная лампа. Вы увидели мужа, сидевшего к вам спиной. Но, будучи близорукой, вы не заметили ничего странного, пока не подошли и не увидели кровь.
На глазах у Елены выступили слезы.
– Неужели это необходимо? – спросила она.
– Необходимо еще кое–что уточнить, – сказал ей Дермот. – Мы можем обойти молчанием трагедию. Но факты нельзя обойти.
Послали за полицией. Мисс Лоуз и мистер Лоуз пытались перейти через дорогу и вызвать миссис Нил. Их задержал полицейский, сказав, что надо подождать комиссара.
Что же происходило тем временем? Обратимся к несравненной Ивете Латур. Ивета (по собственным ее показаниям) проснулась, когда прибыла полиция и поднялся переполох. Ивета выходит из комнаты. Вот тут–то и самый гвоздь показаний; тут уж дело пахнет гильотиной. Ивета видит мадам Нил, возвращающуюся домой после убийства. Ивета видит, как она открывает ключом входную дверь, крадется наверх в перепачканном халатике, а затем в ванной смывает с себя кровь. Время – около половины второго.
Следователь резко поднял руку.
– Минутку, – буркнул он, встав и обходя стол. – При всех ваших новых данных я не понимаю, к чему это ведет.
– Не понимаете?
– Нет! По собственному признанию мадам Нил, она именно это и делала!
– Да. В половине второго, – уточнил Дермот.
– При чем тут половина второго? Объясните, что вы имеете в виду, доктор Кинрос!
– С удовольствием. – Дермот стоял возле стола. Он поднял склеенную табакерку и положил обратно. Потом подошел к Тоби и посмотрел на него с нескрываемым любопытством.
– Вы не хотели бы что–нибудь изменить в своих показаниях? – спросил он. – Подумайте.
Тоби, моргая, смотрел на него.
– Я? Нет.
– Нет? – переспросил Дермот. – Вы не желаете признаться, что нагородили горы вранья? Не желаете, хоть этим могли бы спасти любимую, как вы уверяете, женщину?
В другом конце комнаты тихонько хихикнул мосье Гороя. Следователь укоризненным взглядом призвал его к порядку; сам же следователь обошел стол мелкими грозными шажками, подошел к Тоби и принялся его разглядывать с близкого расстояния.