Летучие мыши появляются ночью. Та, которой не стало. Табакерка императора

Карр Джон Диксон

— А ты откуда знаешь, что он убит колом? — вздрогнул Димов.

— Это все знают.

— Напротив, никто не знает. Мы нарочно выдвинули другую версию.

— Не знаю, какую вы там версию выдумали, а я больше на ваши вопросы не отвечаю! Хотите в суд — так в суд! Перед нем я оправдаюсь!

— Ты уже выпил? — спросил его Паргов.

— И это не ваше дело! Арестуйте меня! А потом уж мы разберемся, имеете ли вы право задерживать меня ни за что.

Делать было нечего, его посадили под арест. Некоторое время оба они смотрели друг на друга с недоумением.

— Опять пьяный! — неуверенно сказал Паргов. — Потому так и взбесился.

— А может быть, просто тянет время… Попытается выдумать какую–нибудь более приемлемую версию. После первого допроса он успокоился, не верил, что мы узнаем о поезде, а сейчас не знает, что еще выдумать. Надо сделать у него обыск. Я не верю, что мы найдем у него там кинжал, наверное, он уничтожен. Но если найдем светлую фуфайку, то действительно времени терять больше не нужно.

— А другие?

— Да, с другими так или иначе работу нужно продолжить. К вечеру возьми еще одного сотрудника и прогуляйся с Шутевым. Как знать, может быть, что–нибудь да выйдет.

— Нет, вот с Кротевым что–нибудь может выйти. У меня какое–то предчувствие.

Но у Димова не было уверенности в этом.

— Хорошо, работайте с группой, — сказал он. — Я вернусь в Н., если буду вам нужен, найдете меня в участке.

Но к вечеру приведите к нам и Кротева. Попытаемся еще раз поговорить.

Через четверть часа «газик» ехал по городу. И хотя дело их решительно продвинулось, Димов чувствовал себя угнетенным и неудовлетворенным. Больше всего его тревожило поведение Кротева — было в нем что–то неестественное, ненормальное. Очень трудно предположить, что убийца стал бы так держаться. Но, к сожалению, он не мог до конца разобраться в состоянии Кротева.

Если уж быть совершенно искренним перед собой, то надо признать, что он, Димов, пока разбирается в психологии только своих ближайших сотрудников. В Софии он чувствовал себя гораздо увереннее.

После обеда вернулись две группы. Обыск у Георгия Кротева не дал никаких результатов. Ничего подозрительного не нашли и у слесаря — кроме штыка, о котором он сам предупредил. И не требовалось никакой экспертизы, и так было видно, что штык пролежал без употребления с тех пор, как был привезен с фронта.

Последним из своей затянувшейся экспедиции вернулся Паргов. Он был чрезвычайно возбужден.

— Шутев сбежал! — воскликнул он еще в дверях. В первый миг Димов не поверил своим ушам.

— Сбежал? Но это невозможно!

И все же так оно и было. Паргов подробно рассказал ему все, что случилось.

Вместе с одним оперативным работником они повезли Шутева на рабочем поезде. Сели на то же место, на котором, по его собственным словам, сидел Шутев. Сошли в Косере, миновали железнодорожные пути и поднялись на маленький холм точно напротив станции.

— Вполне возможно, что его в ту пятницу и не видели, — говорил Паргов, все еще не отдышавшись. — Все пассажиры вышли с другой стороны поезда. Ну, слушай дальше. Мы шли более получаса быстрым шагом. «Где же твой участок?» — спрашиваю я его. «Еще немного», — говорит. Минут через десять приблизились мы к редкой рощице. И вдруг он побежал изо всех сил — прямо к рощице. Я ему крикнул, Милчо выстрелил два раза, но, слава богу, не попал…

— А ты?

— И я трижды стрелял в воздух. Но его словно кнутом подстегнули, еще быстрее понесся. Убежал, только мы его и видели…

— Ты прямо оттуда приехал?

— Да как сказать. Мы заехали только в Войниково, поставили засаду около дома Шутева. Тут я расспросил его жену. Действительно, бедная совсем парализована.

Она утверждает, что они не ели котлет с тех пор, как ее парализовало. Мяса в городе Шутев никогда не покупал, а в селе у них бойни нет.

Иногда только резали мелкий скот — если, скажем, какой–нибудь теленок сломает ногу. Мы перерыли все в доме: сетки не нашли, а вот это я все–таки принес.

Паргов осторожно развернул пакет, вынул из него большую, довольно грязную фуфайку бежевого цвета.

— Именно такая, как ее описывали, — сказал он. — Шерсть домашнего прядения, некрашеная. Жена его утверждает, что он всегда носил ее под одеждой.

— А почему вы в него не стреляли? — спросил Димов. По тону его никак нельзя было понять, упрекает он или нет.

— Зачем стрелять? — сморщившись, ответил Паргов. — И так он далеко не убежит.

— Ну, граница не очень далеко.

— Будь спокоен, — махнул рукой Паргов. — Я позвонил в Перник, все меры приняты.

Наступило тягостное молчание.

— То у нас не было ни одного преступника, а сейчас сразу два, — мрачно сказал Димов. — Значит, один из них невиновен.

— Давай допросим еще раз Кротева? — предложил Паргов.

— Нет, я, его не вызову, пока сам не попросится! — сердито сказал Димов. — Ну, а что нам остается на завтра? Ждать, пока поймают Шутева?

— Мы не успели допросить Славчо Кынева из общинного совета.

— Да, только и не хватало, чтобы члены общинного совета совершали убийства, — сказал Димов. — Но раз он из Гулеша, то делать нечего, надо допросить и его.

В тот вечер им ничего больше не оставалось, как разойтись по домам,

8

Он не знал, как долго спал, но спал непробудным сном. Из темной пропасти сна его вытащил нетерпеливый стук в дверь.

— Кто там?

— Я, Паргов, открой!

Димов зажег ночник, быстро натянул брюки и пошел открывать. Его помощник стоял на пороге.

— Надо ехать, — сказал он, задыхаясь. — В Гулеше произошло убийство.

Димов не столько удивился, сколько встревожился.

— На этот раз огнестрельным оружием. Но пойдем, я расскажу тебе по дороге.