Лев Ландау

Бессараб Майя

Сколько блеска, ума и находчивости в его семинарах! Как он внимателен и нежен с учениками! Наделенный необыкновенным юмором, он никогда не позволял себе насмешек над ними, а над собой посмеивался часто.

— Человек сейчас занимается такими проблемами, что у него дух захватывает и кружится голова. И пока вы не почувствуете легкого головокружения, вам не удастся понять суть этих проблем, — говорил Бор ученикам.

Если кому-нибудь из присутствующих на семинаре что-либо было неясно, он мог перебить Бора на полуслове. Не было случая,

чтобы Бор растерялся. Ответы его были остроумны и неожиданны: с находчивыми людьми так всегда — чем сложнее вопрос, тем ярче ответ.

— Расскажите, пожалуйста, о путях развития современной физики, — просит кто-то из участников семинара.

Бор, расхаживающий у доски, на мгновение останавливается:

Что есть дорога? Дороги нет, Вперед, в неизвестное.

В аудитории раздается шепот:

— Это Гете, «Фауст».

Бор кивает в знак согласия.

— Проблемы важнее решения. Решения могут устареть, а проблемы остаются, — любил повторять Бор.

Он всегда подбирает мягкие, деликатные выражения:

— Давайте посмотрим, что нам известно, и попытаемся как можно лучше это сформулировать.

Он избегает категорических заявлений. Слову «принцип» он предпочитает словосочетание «точка зрения» или чаще «аргумент», «довод».

Бор непритворно скромен и свои выступления всегда заканчивает словами:

— Надеюсь, это было не слишком утомительно.

Любимые философы Бора — Спиноза и Гегель. Он призывал «учиться у природы и следовать ее законам». Его собственная, выработанная опытом философия заключалась в стремлении сделать как можно больше для счастья людей. Поскольку теоретическая физика стала жизненным поприщем Бора, все его мысли были заняты вопросами науки и обучения молодежи.

«Бор понял, что подлинно научный центр — это не только хорошо оборудованная лаборатория, это и самоотверженные поиски научной истины, и содружество ученых со всех концов земного шара… Это место работы и отдыха, раздумий и развлечений, и многие научные открытия обязаны своим появлением тому, что в промежутках между напряженной работой ученые умели находить время для отдыха», — пишет биограф Нильса Бора Рут Мур в книге «Нильс Бор — человек и ученый».

Нильс Бор как бы приблизил будущее: целое поколение физиков было объединено копенгагенским семинаром.

«Невозможно себе представить, какая атмосфера, какая жизнь, какая интеллектуальная активность царили в Копенгагене в это время. Бор был рядом, мы видели его работающим, разговаривающим, живущим среди молодых, веселых, жизнерадостных энтузиастов. Они приближались к глубочайшим тайнам материи, одержимые духом свободы, духом борьбы и радости, которую невозможно описать», — писал Виктор Вейскопф, позднее генеральный директор ЦЕРНа (Европейской ассоциации ядерных

исследований), один из самых молодых участников копенгагенских семинаров.

Впоследствии Бор говорил, что лучшим учеником он считал Ландау. Часто на семинарах любимый ученик так горячился, что учителю приходилось его сдерживать:

— Ландау, не ругаться, а критиковать. Теперь позвольте сказать мне.

Дау говорил приятелям:

— Бор всегда так делает. Больше всех говорит, а попытаешься его перебить, жалуется, что ему и рта не дают раскрыть.

Дау был энергичен, остроумен, любил посмеяться, держался очень просто и быстро освоился на семинарах Бора.

Ему рекомендовали недорогой пансион недалеко от института. Здесь обитало несколько участников семинара. Скоро Дау стал своим человеком в веселой молодой компании.

— Внешне насмешливый и задиристый, что, возможно, проявление самозащиты, Ландау в душе бесхитростен и добр. Я в жизни не знал человека лучше Ландау, — говорил о нем Леон Розенфельд.

Из воспоминаний других физиков, принимавших участие в семинарах Нильса Бора, видно: если Дау безо всякой причины кто-нибудь не нравился, он не считал нужным это скрывать. Были люди, которых он систематически дразнил. Вообще в поведении его проскальзывало что-то мальчишеское.

Серьезность он считал скучным делом. Напускной серьезности у него не было. То, к чему он действительно относился серьезно, Дау не афишировал. Молодой доктор Ландау был истинным патриотом, это видно по его ответам на вопросы.

Как-то иностранные корреспонденты его спросили, как стать известным в Советском Союзе.

Этот вопрос не представлял трудности для Ландау:

— Die Frage wie man beruhmt wird ist an sich eine Sinn volle (Вопрос, как стать известным, не бессмыслен), — вежливо сказал он.

Выделение бессмысленных и небессмысленных вопросов, играющее такую важную роль в объяснении явлений квантовой механики, всегда фигурировало в аргументации Ландау. Затем он продолжал:

— Ответ на ваш вопрос прост. Нужно только сделать хорошую работу. Если вам случится когда-либо сделать какую-либо ценную работу, даже вы можете стать знаменитым.

Следующий вопрос был более трудным: Wie steht es mit der Lehrfreiheif? (Что можно сказать о свободе преподавания?)

Ландау ответил:

— Необходимо провести различие между бессмысленными и небессмысленными областями знания. Небессмысленными являются математика, физика, астрономия, химия, биология, бессмысленными — теология, философия, особенно история философии, социология и так далее. Теперь ситуация проста. В преподавании небессмысленных дисциплин существует полная свобода. Что же касается бессмысленных наук, я должен признать, что некоторому способу мышления отдается предпочтение перед другим. Но, в конце концов, не имеет значения, какой вздор предпочитается другому (ob man den einen oder anderen Quatsch devorzugt).