Лев на лужайке
Шрифт:
— Мотри, Мотря!
III
Чувствуете, мне не о чем стало рассказывать, как только я занял, простите, пост заместителя главного редактора газеты «Заря» — так, чепуха какая-то, шиш на постном масле, а все потому, что начались будни, еще более скучные и суровые, чем те, когда я работал литсотрудником промышленного отдела. Тогда я хоть стремился попасть в Академию общественных наук, а сейчас — болото, истинное болото, о котором рассказывать нечего и страшно неинтересно. Все равно что тереть редьку о тупую терку. Ну, я постепенно входил в общество Никиты Петровича
Да, совсем забыл! Мне довелось выступить против валовой продукции промышленных предприятий, как оценки их деятельности, а проще — работы. Статья образовалась огромная, на два подвала, мне пришлось ее подписывать полным титулом — Ник. Ваганов, кандидат экономических наук. Каково! Это в родной-то газете? Но выхода не было, Иван Иванович шутливо сказал:
— Дождусь ли я, когда вы станете доктором наук?
Я ответил:
— Конечно, конечно, Иван Иванович!
… Он проживет долго, я буду редактором «Зари», а Иван Иванович Иванов станет приезжать почти каждую неделю. Старик будет здорово скучать по работе в «Заре», я пойму его тоску и никогда не дам старику понять, что он — лишний. Буду проводить при нем любое совещание или собрание, мало того, время от времени спрашивать:
— Так ли, Иван Иванович?
Расцветая, он станет отвечать однообразно:
— Подкованно…
Моя статья о валовой продукции и о том, что хватит деятельность промышленных и прочих предприятий измерять валом, наделает много разнообразного шума: противников будет не меньше, чем защитников, но победа придет, не сразу, конечно, но будет праздник и на нашей улице, прав же я был в конце-то концов! Иван Иванович меня настырно спросит:
— Везде проконсультировал?
— Иван Иванович, вы ее сами консультировали где только можно. У меня буквально не осталось вариантов. Никита Петрович Одинцов сам бы поставил подпись под этой статьей… Кстати, мы с ним обговаривали каждый абзац.
Иван Иванович по-стариковки негромко рассмеялся. И сказал:
— Да, по вашим статьям босиком ходить нельзя!
— Вот именно! Особенно если статья — украшение газеты!
— Уж так и украшение.
— Брильянт, Иван Иванович, алмаз, Иван Иванович!
— Уж так уж и бриллиант?
— Утверждаю авторитетно.
… Статью обсуждали на самом верху — вот какая получилась петрушка. Правда, меня отчего-то не пригласили, хотя оснований для неприглашения, на мой взгляд, не было, но начальству, ему виднее. Приглашать меня наверх будут часто, как только я стану редактором «Зари», — такой заделаюсь важной персоной, в чем нет ничего удивительного: покорный ваш слуга Никита Ваганов шел в редактора и, как говорится, дошел, чтобы вскоре предстать на «синтетическом ковре» перед профессорским синклитом. Теперь я вам скажу, что пережил диагноз уже на четыре года, что я до сих пор в форме, что собираюсь и дальше бороться с Сухопарой, а также Сухорукой — наименование значения не имеет. Она у меня, проклятая, попятится назад и в тыл — такая вот история человека с нечеловеческой настырностью. Моя фамилия Ваганов — так и запишите…
Я ходил на работу с четкостью хронометра, я работал чуть меньше
— И дипломат, и дипломат!
— Рад стараться, Иван Иванович! Во имя «Зари», только во имя родной моей «Зари».
— Мне и патриотизм ваш нравится, Никита!
— Рад стараться, Иван Иванович!
Моя испанская миссия — опять без меня! — обсуждалась на самом верху, и вот здесь я рассвирепел: почему не пригласили? Я же ездил в Испанию, а не Иван Иванович, какая неблагодарность, черт меня совсем побери! Я там так старался, что можно было и пригласить, но — увы. Виноват в этом я сам: написал такую докладную, к которой, как говорится, ни прибавить, ни убавить. И поделом старательному дураку! Не просят — не пиши трактат, вместо записки на четыре с половиной страницы.
Мои добродетели однажды обернутся против меня: случай, когда я перестарался насчет полосы «Народного контроля». Я ее перенасытил проблемами, суждениями, предложениями, да так, что Иван Иванович вызвал меня, не глядя в глаза, начал вещать:
— Хотел бы я знать, кто способен выполнить все аспекты вашей полосы «Народного контроля». Перестарались? Или недомыслили? Спрашиваю: недомыслили?
Я ответил:
— Иван Иванович, вы слишком пессимистично смотрите на вещи. Я все возьму на себя.
— Не глупите, Ваганов! Не надо брать на себя невозможное, чтобы оправдаться! — Он обозлился. — Я вас больше не задерживаю, Никита Борисович!
Это самые яркие воспоминания из тех лет: самые яркие, можете себе представить, а все остальное — будни, обыкновенные будни, даже не суровые будни. Я, правда, немножко поджал хвост после выволочки у главного редактора, я резонно считал, что он, Иван Иванович, здорово будет влиять на назначение своего преемника, но, как покажет будущее, Иван Иванович начисто забудет историю с полосой «Народного контроля», а я, признаться, побаивался его памятливости. Ну вот и все, что я могу рассказать об очередном скучном, будничном промежутке моей жизни.
Глава пятая
I
Я не знаю, погубил ли, вознес ли на высоты моего шефа Александра Николаевича Несадова, лишив его места в «Заре». Рассмотрим первый вопрос: за три года работы со мной он до того разленился, обарился и приучился к кайфу безделья, что в конце концов из пяти материалов подписывал три, не читая. Два он читал так — первую и последнюю страницу. Первую он деловито, нахмурив светлые брови, читал с напряжением редакционной коллегии ревизора, последнюю открывал для того, чтобы якобы дочитывать статью при появлении в кабинете любого человека, даже курьера. Сделал его отъявленным лентяем, естественно, я; заместителю редактора однажды не здоровилось — я написал передовую, как-то день и вечер был по горло занят — я же писал передовую, и он, чистоплюй и барин, передавал мне гонорары за написанное, точно егерю за хороший гон. Так было…